Некромант и такса

Со стороны священника принимать колдуна даже тайно – смелый шаг. Но здесь не центр диоцеза, над настоятелем главного городского храма нет высшего начальства, требующего дисциплины, и даже нет надзора из бдительных служителей помельче, метящих вверх по карьерной лестнице и потому готовых донести о любой оплошности. Выговоров здесь можно не бояться, сплетен, строго говоря, тоже. Выше нас только небо, а епископ далеко. Так чего же мы прячемся?

– Говорите тише, пожалуйста, – попросил вместо приветствия он и оглянулся на полуприкрытое ставнем окно. – Кто-нибудь видел, как вы сюда шли?

Отец настоятель выглядел словно образцовый деревенский священник – когда-то был статен, сейчас раздобрел, стал полнокровен, до белизны сед, точнее сказать, наполовину лыс, лишь над ушами и на затылке у него топорщились белые, легкие, словно пух, волосы. При виде меня его красное, лоснящееся лицо странно задрожало, а небольшие серо-зеленые глазки с воспаленными веками глядели на меня настолько встревоженно, что это меня озадачило. Человек этот не походил на коварного инквизитора, всеми правдами и неправдами держащегося за свое место из тщеславия и ради власти. Нет, это обычный служака, не чуждый, судя по брюшку и прожилкам на носу и щеках, некоторого попустительства относительно строгости соблюдения монашеских уставов. Да и какие подводные камни могут быть у него на службе в такой деревне, как Бромма? А вот поди ж ты. Кого-то боится.

– Не могу сказать, – ответил я, потому что меня и мои бессмысленные перемещения по Бромме видела добрая половина города.

– А в храме?

– В храме никого не было, не считая моей провожатой.

Отец настоятель с видимым облегчением перевел дыхание.

– Поймите, – сказал он, когда я уже готов был задать вопрос о причинах таинственности нашей встречи, – я боюсь не за себя.

Я пожал плечами. В положении, когда ничего не понимаешь, важно сохранять невозмутимость.

– Знаете, почему уезжает мастер Проспер, наш аптекарь?

– Да, – признался я. – Он испугался беррийских газет.

– А! – отец настоятель пренебрежительно махнул рукой. – Дело не в газетах. Дело во всем том, что происходит там, за горами. От этих газет с ума сошла целая страна, а не один наш бедный мастер Проспер…

– Я знаю о событиях в Иберрине в самых общих чертах, – сказал я, пытаясь предупредить уклон разговора в политику. – Меня больше интересует то, что происходит здесь, в Бромме. А вы, что же, тоже читали эти газеты?

Настоятель покачал головой.

– К моему счастью, я не силен в беррийском, поэтому нет. Но мой племянник служил по ту сторону Арканских гор. Он почти год не отвечает на письма, и у меня есть основания думать, что его нет в живых. А то, что он писал мне, когда возможность ответить была, душевных сил рассказывать вам я почти не имею. Это очень страшно. Тяжело говорить о том, до чего дошла страна, возведшая в религию безбожие, а в ежедневную потребность жажду крови. Священников и аристократов там теперь не существует. Единственная возможность остаться в живых для беррийского священника – выпить из чаши для причастия кровь казненного аристократа или монархиста. Там это называется присягнуть Республике. Таков их новый культ свободы от предрассудков. Не думаю, что бедный Нелен пошел на это. Следовательно, он казнен. Как видите, с событиями в Бромме мало общего. Но это безумие – оно заразно!

– Не думаю, – сказал я, удерживая себя от комментариев по поводу новой беррийской действительности. Сам-то я ничего такого не слышал. – Я покупал в аптеке пластырь и не заметил, чтобы мастер Проспер так уж обезумел. Скорее, он хотел поговорить с кем-то об Иберрине. А вы, отец… простите, вы не представились. Вы хотите, чтобы я вам в чем-либо помог? Или, может быть, готовы чем-то помочь мне? В Бромму меня не вызвали бы без вашего благословения…

– Приношу извинения. Я отец Оттон, настоятель собора святой Урбины, служу здесь более четверти века…

И отца настоятеля отчетливо передернуло при собственных словах. Люди боятся не только врать колдунам, но и называть им свои имена. Предрассудок, однако устойчивый. Будто его имя даст мне над ним какую-то власть. И будто мне какая-то власть над ним нужна. Мне не до живых, мне бы с мертвыми разобраться. Я отрекомендовался с поклоном:

– Упокоитель Аннидорского братства, мастер некромантии Юстин Тимо, к вашим услугам.

То, что я мастер некроманти немногим более месяца, я, конечно, не уточнил. Мне-то врать и недоговаривать можно.

Отца настоятеля передернуло еще больше, но он взял себя в руки. Видимо, на что-то решился.

– Итак, мастер некромант, мне от вас действительно кое-что нужно. Ведь вы ходили на кладбище Броммы?

– Нет, – сказал я. – Девушку, из-за призрака которой я был вызван из Аннидора, похоронили за церковной оградой, я был только на ее могиле.

Судя по лицу отца настоятеля, я сказал что-то неподходящее. Он, кажется, думал, если я некромант, я и живу на кладбище.

– Тогда я должен вам пояснить, наверное… – промямлил он и приглашающе повел рукой в сторону стола, возле которого стояли два деревянных кресла на вид лет по пятьсот каждому.