К этому Некрасов прибавил: «Кончивши, начну ее портить; может и пройдет, если вставить несколько верноподданнических стихов». В дальнейшем он так и сделал. Завершив, вернее «скомкав», поэму, не сделав и половины того, что было задумано, он в самом конце, после слов каторжника — «И до Сибири отдаленной прощенья благовест достиг», вписал в его рассказ такие строки:
В таком» виде текст поэмы «Несчастные» появился в «Современнике» (1858), но уже в следующем ее издании (в сборнике стихов 1861 года) Некрасов выкинул приведенные три строки. Сходная история была и с поэмой «Тишина», начатой также в Риме в конце 1856 года. Четвертая главка этой поэмы, написанная утке на родине, первоначально включала несколько верноподданнических стихов, идеализировавших Александра II и начинавшуюся эпоху реформ. Обращаясь к «стороне родной», иоэт говорил здесь:
Можно объяснить эти строки стремлением смягчить неблагоприятное впечатление, произведенное в высших кругах некрасовским стихотворным сборником и особенно перепечаткой трех стихотворений; можно рассматривать их и как тактический ход, имевший целью облегчить на-печатание поэмы. Но все-таки в этих слащаво-идиллических, совсем не некрасовских стихах нашли отражение известные либеральные иллюзии, которым одно время поддались даже самые передовые слои русского общества. С одной стороны, широкие обещания реформ, начавшаяся подготовка к отмене крепостного права, с другой — отсутствие реальных надежд на революцию, на преодоление темноты и забитости народных масс, — в этих условиях и Герцен, и даже Чернышевский не избежали некоторых, пусть кратковременных, иллюзий, связанных с новой политикой правительства.
Однако при своем появлении в «Современнике» (1857, № 9) «Тишина» вызвала толки о том, что поэт отказался от прежних резких обличений. Одна из современниц (М. Ф. Штакеншнейдер) тогда же писала Я. П. Полонскому: «Тишина» Некрасова подняла бурю. Его упрекают в отступничестве». Герцен писал Тургеневу: «Видел ли ты, что Некрасов обратился в православие?» (19 декабря 1857 года). Но трезвый и скептический ум Некрасова неизбежно должен был освободиться от заблуждений. Так или иначе, готовя к печати новое издание своего сборника (1861), Некрасов уже отбросил примиренческие настроения: во второй и последующих публикациях «Тишины» (как и поэмы «Несчастные») не осталось и следа от славословий по поводу царя и предстоящих реформ.
В конце января 1857 года Некрасов приехал из Рима в Париж. Он явился прямо к Тургеневу и остался в его квартире на Rue de l'Arcade, № 11. Они говорили, гуляли. Иван Сергеевич охотно показывал гостю город, который так хорошо знал, водил по разным примечательным местам. «Я живу теперь с Некрасовым, — сообщал Тургенев своему приятелю Е. Я. Колбасину. — …Здоровье его, кажется, поправилось — хотя он хандрит и киснет сильно. Он кое-что сделал, но слухи, до него дошедшие об участи его стихотворений, несколько приостановили его деятельность…» (26 января 1857 года).
Вскоре в Париж приехал Толстой, и они почти два дня провели втроем.
Но тут Некрасов внезапно уехал, — «ускакал опять в Рим, куда влекла его старинная привязанность», как определил Тургенев.
Особой дружеской привязанности между тремя писателями в это время не возникло. Толстому не понравилось, что его спутники были слишком поглощены сердечными делами — Тургенев сетовал на сложность своих переживаний (они были связаны с Полиной Виардо), Некрасову тоже было на что пожаловаться. Словом, у Толстого сложилось впечатление, что «оба они блуждают в каком-то мраке, грустят, жалуются на жизнь…» — так сетовал он (в письме к Боткину) на двух неудачников, встреченных в Париже. А в дневнике Льва Николаевича тогда же появилась запись: «Не смог сойтись с Тургеневым и Некрасовым» (9 февраля 1857 года). Некрасов же, напротив, был доволен встречей с Толстым и вскоре из Рима написал ему: «Теперь я очень жалею, что… мало побыл с Вами».
Авдотья Яковлевна, скучавшая в Риме, встретила Некрасова радостно. Она, кажется, догадывалась о его намерении «удрать» и тем более была довольна возвращением.
Он тоже явно смягчился и пришел к такому выводу: «Нет, сердцу нельзя и не должно воевать против женщины, с которой столько изжито, особенно когда она, бедная, говорит пардон. Я по крайней мере не умею…» (из письма Тургеневу от 17 февраля 1857 года).
Вскоре они отправились в Неаполь, где провели безмятежно три недели — почти весь март. Погода стояла отличная, весенняя природа юга была в полном цветении.