Некрасов не мог не помнить, что согласно недавнему и еще живому тогда преданию — Белинский так же перед самой смертью, почти в агонии, долго говорил, как будто обращаясь к русскому народу. Связь здесь очевидная: когда поэт стремился воплотить в слове характер и облик бойца, трибуна, гражданина, перед ним всякий раз возникал незабываемый образ Белинского.
19 октября 1856 года в Москве вышла из печати книга «Стихотворения Н. Некрасова». Слух об этом дошел до Рима только в ноябре. В первых же сообщениях друзей говорилось о небывалом успехе книги у читателей. О том же в один голос твердили тогда друг другу в своих письмах очевидцы этого успеха.
Чернышевский 5 ноября сообщил Некрасову, что пятьсот экземпляров книги, полученных в Петербурге, разошлись в два дня.«…Восторг всеобщий. Едва ли первые поэмы Пушкина, едва ли «Ревизор» или «Мертвые души» имели — такой успех, как Ваша книга». Некрасова рассердили эти сравнения.
Лонгинов из Москвы писал Тургеневу в Париж: «Стихотворения Некрасова вышли в свет 19 октября. Они у всех в руках и производят… сильное впечатление. Едва ли это не самая многознаменательная книга нашего времени».
Тургенев из Парижа — Лонгинову в Моекву: «Я никогда не сомневался в огромном успехе стихотворений Некрасова. Радуюсь, что мои предсказания сбылись;…Что ни толкуй его противники — а популярнее его нет теперь у нас писателя… Он теперь в Риме с Авдотьей Яковлевной и с Фетом…»
Боткин из Москвы — Тургеневу в Париж: «Книгопродавцы взяли у издателя 1400 экземпляров. Не было примера со времени Пушкина, чтоб книжка стихотворений так сильно покупалась».
Тургенев из Парижа — Герцену в Лондон: «Из России я имею известие о громадном и неслыханном успехе «Стихотворений» Некрасова, 1400 экземпляров разлетелись в 2 недели: этого не бывало со времен Пушкина».
Герцен из Лондона — Тургеневу в Париж (уже получив книгу стихов): «Я нахожу и находил в нем сильный талант, хотя сопряженный с какой-то злой сухостью и угловатой обрывчатостью».
Так из города в город летели эти сообщения и мления об успехе первой книги стихов Некрасова. Конечно, он был доволен, и горд таким успехом. «О книге моей пишут чудеса, — голова могла бы закружиться».
А между тем надвигалась гроза.
В начале декабря, в самом «жару работы» над «Несчастными», пришло письмо из Парижа от Тургенева, оно «как варом обдало». Оказывается, Тургеневу сообщили из Петербурга (а от Некрасова пока скрыли) важную новость: только что вышедший ноябрьский номер «Современника» вызвал небывалый переполох в самых высоких сферах. Дело было в том, что Чернышевский, замещавший редактора, поместил в журнале заметку о выходе книги стихов Некрасова и в эту заметку (конечно, с ведома Панаева) включил три стихотворения: «Поэт и гражданин», «Забытая деревня» и «Отрывки из путевых заметок графа Гаранского». Все они только в сборнике впервые увидели свет.
Чем руководствовался Чернышевский, когда выбрал именно эти вещи для перепечатки? Позднее он объяснял свой поступок только неопытностью в журнальных делах, но это не совсем убедительно! Скорее всего он вполне сознательно стремился сделать как можно более известными самые яркие, самые острые в социальном отношении стихи некрасовского сборника.
Вероятно, понимал это и Некрасов. Тургеневу он объяснял, что в свое время сознательно не поместил «Поэта и гражданина» в «Современнике» — не хотел ставить под угрозу журнал. Иное дело — книга. «Я не ребенок; я знал, что делал», — писал он тогда же и Анненкову, имея в виду включение «крамольных» стихов в книгу: за нее отвечал только он один, да и цензура в этом случае была менее придирчива.
Теперь же, когда стихи все-таки появились в «Современнике», Некрасов сначала испытал понятную тревогу и за журнал, и за себя. Тем более что до Рима дошли слухи, что по возвращении в Петербург его ждут крупные неприятности, вплоть до Петропавловской крепости («…кажется, мне грозит что-то не совсем хорошее по возвращении в Россию», — из письма от 18 декабря 1856 года).
В то же время Некрасов не мог не радоваться той популярности, какую приобретал «Поэт и гражданин» благодаря всей этой истории. Дело было сделано — в журнале появились стихи, какие не могла бы пропустить цензура. Это было главное.
Наверное, по этой причине Некрасов довольно быстро успокоился: «А может, и так пронесет. Мы видывали цензурные бури и пострашней — при Николае I, да пережили. Я так думаю, что со стороны цензуры «Современник» от этого не потерпит, — к прежней дичи все же нельзя вернуться» (18 декабря 1856 года). Любопытно также, что Чернышевского Некрасов не обвинял в неопытности или в легкомыслии. «Никакого упрека мне», — вспоминал Чернышевский.
В чем же состояла «буря», постигшая «Современник»?