Некоторые проблемы истории и теории жанра

Дело, стало быть, не только в том, что "Аэлита" перенимала фанатическую атмосферу революционной эпохи. Подобных примеров немало в литературе, искусстве тех лет. Принципиально важно другое, - что научная фантастика этой книги - и социальная в не меньшей мере, чем техническая, - отвечала опережающему реализму революционного сознания. Творческий метод автора "Аэлиты" потому и прокладывал пути нашей научной фантастике, что отвечал принципу изображения жизни в революционном развитии. В оригинальном жанрово-стилевом синтезе этого романа отлилось не только личное художественное виденье писателя.

Мир "Аэлиты", огрублённой порой до брутальности и поэтически утончённый и нежный, жестокий, холодный и страстный мир, опрокинутый в баснословные времена и мечтательно развёрнутый в грядущее, какой-то отстранённый, чужой в своём марсианском космизме и осязаемо тёплый, земной, совсем домашний, овеянный пламенной героикой и затаивший чуть уловимую иронию, - весь этот необыкновенно разный и сложный художественный мир словно бы запечатлел взвихренную эпоху, где всё переворотилось, перемешалось и всё-таки в первозданном своём хаосе укладывалось новым миропорядком творения.

В "Аэлите" просвечивает и литературный мир современности, проступают какие-то мотивы, образы, ситуации "бытовых" произведений первых советских лет, "марсианских" романов А.Богданова, Э.Берроуза, "атлантических" одиссей П.Бенуа, Р.Штайнера. Но вместе с тем, в романе Алексея Толстого невозможно обнаружить ничего, взятого из чужого опыта в готовом виде. "Замаскированная" под экзотические приключения, социальная, философская, научно-фантастическая мысль писателя вложена в заново найденную - в решающий час выбора - оригинальную форму романа нового типа.

Вся пестрота разнородных начал "Аэлиты", весь сложный веер сюжетных линий, все нравственные и "натурфилософские" мотивы сходятся в Человеке. Фантастика космического полёта, острая фабула революционных приключений, философско-поэтические экскурсы в небылую историю, батальные сцены с центральной фигурой Гусева, трогательная любовь марсианки к Сыну Неба - всё в этом романе неизменно развёрнуто во вселенную человека, в мечту и борьбу за счастье.

Инженер Лось заключал свой иронический проект бегства в золотой век словами о том, что надобно перестраивать этот, реальный мир на началах "справедливости, милосердия и законности желания счастья, - это особенно важно, Алексей Иванович: счастье" (с.63).

Для Алексея Толстого "счастье - это особенно важно" и потому что неисчерпаем человек. Совсем не просто построить мир, отвечающий универсальной сложности даже самой неприхотливой души. В романе "Хмурое утро" об этом поспорит поп-расстрига Кузьма Кузьмич. "Великое дело, граждане командиры, мыслить большими категориями. Спасибо революции" за то, что вырвала "богоравное существо, человека" из убогого мирка. "Но, граждане командиры... Боретесь вы счастья ради человека, а человека-то часто забываете, он у вас пропадает между строк. Не отрывайте революции от человека, не делайте из неё умозрительной философии... Ведь это вселенная ходит перед вами в драной бекеше и в опорках"[231].

В "Аэлите", хотя и эскизно, написан Алексеем Толстым универсальный портрет Человека: бытовой и лирический, нравственный и политический набросок современника, подчас автобиографически родственный автору; образ представителя людского рода, крепко привинченный к своей планете, и вместе с тем - лик существа космического, пригодного и для иных миров.

В последующих своих произведениях, статьях, высказываниях Толстой не раз будет упоминать о нашем пращуре как не столь уж отдалённом предтече гражданина XX века. По фантастической историографии и этнопсихологии "Аэлиты", такие особенности древних племён, как темперамент и тип интеллекта, зачатки миропонимания и нравственные устои оказывали огромное воздействие на выбор народом своих исторических путей и целей. Писателя интересует, как проявляются в этом плане те разнокачественные начала, что оседают в наследственной памяти. Вот как объясняет, например, Алексей Толстой расцвет древнего царства: "То, чего не было у сынов Ааама, - бессознательной творческой силы, - то, чего не было у сынов племени Земзе, - ясного и острого разума, - в изобилии текло в тревожной и страстной крови племени Атлантов" (с.163).

Сила творчества, добрая воля, национальная и религиозная терпимость даже в недолгие промежутки между волнами завоеваний, несмотря на междоусобицы, давали порой пышные всходы и при первобытных производительных силах. "Народ вспоминал старые обычаи и праздники, и никто не мешал ему жить и любить, рожать, веселиться. В преданиях этот век назван золотым" (с. 164).