Читаем Некоторые не попадут в ад полностью

Мы допили чай, я махнул своей личке: планы меняются, на передке ночевать не будем; а что будем делать, я пока не скажу.

Пожал руки тем, кто попались на пути, Граф и Тайсон на рукопожатия не отвлекались; пробежали — не столько пригибаясь, сколько сутулясь — эти двадцать метров; где-то стукнул одиночный автоматный, но, кажется, вообще не по нам; и уже неспешно двинулись вдоль посадки.

Метров сто я шёл спокойно, размышляя о недавнем разговоре; надо же, только Батя спросил меня, могу ли я устроить ему встречу с императором, — и тут такая возможность; определённо, Господь присматривает за нами и хочет как лучше.

В какой-то момент я глянул вправо — и вдруг увидел Араба, который нарочито неспешно шёл через поле наискосок: ровно по той тропке, где мы в тот раз ползали, глядя на красивые столбы, выбиваемые КПВТ.

По этой тропке больше никто не ходил, разумно желая продлить свои дни.

«Вот сучонок», — подумал я весело.

Затеялся совсем маленький, моросистый, как бы размазанный, несфокусированный дождик — и уверенный Араб очень красиво смотрелся в этом дождике на фоне маслянистого, отекающего солнца.

Араб нарочно показывал разом что-то и взводу, оставшемуся на позициях, и мне.

Бойцам — что имеет право отвечать им невнятное «Угу» на «Здравия желаю!», и показательно игнорировать попытки к нему обратиться с личным вопросом: потому что и так знает наперёд, что ему скажут, и что придётся отвечать; лучше даже не начинать.

А мне? Ну, не знаю что, лень искать ответ.

Араб по многочисленным показателям меня превосходил. Зарывался он так, словно отслужил пехотинцем три войны; отлично стрелял из всех видов оружия, зная назубок все ТТХ; если на располаге что-то случалось с проводкой — он, раздражённый неповоротливыми электриками, вдруг гнал их прочь и тут же чинил всё сам; то же происходило и с админом, вместо которого Араб сам устанавливал сеть; во дворе он походя ставил диагноз вставшему «козелку», определяя характер поломки и способ исправления, в пику залипшим в размышлениях механикам; ориентировался на местности, легко читал карты, мгновенно запоминал, что, где и как выставлено, выстроено и спрятано у нашего несчастного неприятеля, — естественно, понимая всё и про наших корпусных соседей, все достоинства и недостатки их позиций и нашего с ними соседства; при всякой перестрелке, принимавшей даже самые остервенелые формы, он, не пригибаясь, носился по окопам, каждую минуту зная, чем заняться и ему, и всем остальным; когда случались «трёхсотые» — орал на медиков, давая даже не советы, а именно что указания, что делать, — иной раз на бойце даже не успевали распороть штанину или задрать форму, но Араб уже разгадал, по одному ему ведомым признакам, из чего и куда именно попало.

Откуда-то он знал, к примеру, и сейчас, что стрелок на КПВТ устроил себе перекур, и «глаза» нашего несчастного неприятеля не обратят внимания на человека, неспешно идущего через поле.

Арабу я, естественно, ничего хорошего не сказал, когда мы встретились у машины. А сказал следующее:

— Вот ты идёшь посреди поля, и это твоё дело; но вообще, траектория выстрела из КПВТ — даже если минуя тебя, о чём я ни минуты не стал бы жалеть, — позволяет заряду проследовать мимо твоей головы, наискосок, — и поразить, скажем, меня. Что мне категорически не нравится. При том, что ты мог быть виден нашему противнику, а я нет.

(Вообще говоря, в нормальном подразделении начальник штаба стоит выше замполита — но не в нашем.)

Араб знал, что я в целом шучу, — и ничего не отвечал.

У нас были отличные отношения.

— Уезжаешь? — спросил Араб уже в машине.

— Как ты догадался? — спросил я.

— Так… — сказал он неопределённо. — Надоели мы тебе.

— Ты всё понял про 120-й?

— Ага, — сказал Араб. — Ждать тебя?

— Да фиг знает. Не думаю. Сами решите.

— А кто тогда наши… спины прикроет от ударов начальственной суковатой палки?

— Между прочим, Глава души в тебе не чает. Ты нравишься ему куда больше Томича.

— Это в тебе он души не чает, — мрачно сказал Араб.

Я ласково посмотрел на него в зеркало заднего вида.

У Араба не было ни военного, ни медицинского, ни какого-либо ещё высшего образования. Он был потомственным шахтёром.

* * *

До Москвы решил ехать на «круизёре»: на обратном пути подарков захватить батальонной братве.

Граф и Тайсон привычно обыскали с утра багажник на предмет нахождения там чего-то совсем не нужного российским пограничникам.

Вокруг нас бегала хозяйкина мерзкая собачка — три килограмма непрестанной истерики, две бешеные бусинки на месте глаз, крысиная мордочка; она не столько лаяла, сколько дребезжала от негодования. Едва ли возможно объяснить, как мы её за без малого два года не зашибли.

Только что проснувшийся Злой провожал нас в тапочках до машины.

Тайсон безупречно сыгранным отеческим тоном напутствовал его:

— Злой, ты за старшего остаёшься. Ты, а не собака, запомни.

Злой добродушно потягивался в ответ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Захар Прилепин. Live

Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне