Некоторые не попадут в ад

В какой-то момент рядом с Главой села моя жена; он вдруг не нарочито, а очень органично, сменив тональность, стал на тон тише, — и вскоре перекинулся на меня: «Соседний дом тебе нравится? Этот твой маленький». «Туда вроде Пушилин заехал». Батя посмотрел на меня, как будто я дурака валяю, позвал в третий раз свою личку: «Пробей номер соседнего дома, надо с утра выкупить и переписать на Захара». — «Так точно». — «Погоди… И что там с аквапарком?» — «Говорят, вода слита, заливать несколько часов». — «И чего? Ещё не начали? — не понял Глава. — Передай ему, чтоб сдал дела заместителю. Заместитель пусть выходит на работу и заливает свои бассейны. Хоть вёдрами».

Здесь очень мягко вступила жена, мотивируя тем, что девочкам всё равно пора уже спать.

Батя мотнул головой. Роль Стеньки Разина шла ему идеально — потому что не была его ролью: это он сам и был. В поведении его — можете не поверить, мне всё равно — не было ни бравады, ни злой дурости, — только нежность и задор: хорошо должно быть немедленно, потому что потом его убьют и он не сможет увидеть, как получилось; тем более, что, скорей всего, так уже не будет.

Он был прав. Не будет никогда.

Следующий кадр: мы, я и жена, на машине — Захарченко за рулём, — едем к нему домой; часа, наверное, два ночи уже. У меня мы всё выпили, даже чай — он с удовольствием пил чай из больших кружек, — но поехали не за этим, а за чем-то ещё: например, за тем, чтоб не расставаться.

У него с моей женою был какой-то необычайно важный разговор, и они его весело вели. У меня уже не было столько сил, а у них оставалось.

— Ты что-то выпьешь? — спросил Глава мою жену уже у него дома.

— Да. Ром.

Он посмотрел на каком-то столике среди бутылок, не нашёл; я говорю: сам найду, мне нужно занятие.

Я шлялся по залу, вслушиваясь в их разговор; тема — я наконец уловил — была следующей:

— Так, — говорил Глава, — берёте дочерей и переезжаете ко мне. У меня два сына, у вас две дочери. Завтра утром. Хотя, нет, сейчас переезжайте. Нижний этаж вам отдаю. Пойдёшь смотреть?

— Ты сначала сыновей покажи, Саш, — отвечала жена.

— Зачем тебе сыновья, — удивлялся он. — Вот я. Они такие же. Но сейчас их нет.

— Нет, нужен товар лицом, — не унималась жена. — Ты нам нравишься. Но вдруг с ними природа повела себя строже.

— Нет. Отлично повела себя природа с ними. Идём смотреть нижний этаж.

Появился я с бутылкой рома: наконец, отыскал. Чудо какое-то: никогда никакого рома не видел я в его доме, а тут была — как нарочно для этой чудесной, сполохами длящейся ночи.

Жене нашли бокал, Глава сказал, что ром не будет, — выпил ли он чего-то, не помню, — а я тоже хлебнул рома из горла.

Они продолжили спорить, находчиво торгуясь, разговор был уже на некоей грани, казавшейся мне опасной, — даже в пьяном виде я догадался, отчего: никогда не слышал, чтоб кто-то так долго ему противоречил.

Надо было как-то исправлять ситуацию, и я крикнул им из коридора, чуть играя:

— Нам домой пора! Там дети не уложены, жена! Домой!

От греха подальше вышел за дверь, стоял там с бутылкой рома, время от времени снова отпивая.

Голоса становились всё выше и выше.

Я расслышал только, как жена несколько раз спокойно, но громко повторила:

— Саш. Саш. Слышишь? Завтра договорим про дочерей, хорошо?

Он что-то, как мне показалось, упрямо и даже жёстко выкладывал в качестве ответа.

Через минуту она появилась, беззаботная.

Личка нас доставила обратно.

Уже возле своего домика, на улице, я спросил, протягивая ей ром:

— Вы нормально расстались?

— Ни о чём не беспокойся, — ответила она.

Утром, в девять, мне позвонила секретарь Главы: «Уточните номер соседнего дома, пожалуйста, у нас распоряжение его выкупить».

Я: «Будьте добры, забудьте об этом распоряжении. Если Глава спросит — скажите: Захару не нравится дом, и он лично объяснит, почему. Спасибо».

Мне (уже трубку клал): «А в аквапарк пойдёте? Вас там с трёх часов ночи ждут…»

(Надо пояснять, нет? Я ничего никогда не брал в Донецке. Дом мне — нравился. Это был прекрасный дом. У меня никогда такого не будет.)

Почему-то не в тот день, а много позже, я вдруг вспомнил и спросил у жены: «Слушай, а чего вы тогда обсуждали? Вы до чего-то договорились?» — она ответила: «Он перезвонил мне через полчаса ночью». — «Вы опять ругались?» — «Нет. Он был учтив. Более чем».

Больше ничего не сказала. Я и не спрашивал.

Только подумал: как он раздобыл в три часа ночи её российский телефон? Этого номера ни у кого здесь, в Донецке, не было.

…Дети и жена жили со мной почти полгода, до зимы.

Зимой — впроброс, на бегу, но строго и серьёзно — Батя говорит:

— Как раз думал про тебя. Захар, в Донецк заехали три снайпера и шесть взрывников. Все — профессионалы с отличной подготовкой. В их списке четыре человека на ликвидацию. Ты четвёртый. Я, Ташкент, Абхаз, ты.

«О, я вешу больше министра обороны», — довольно подумал я. Больше министра МГБ. Больше министра МВД. Больше всех полевых командиров, кроме Абхаза.

А что я должен был подумать? «Какой ужас!» — так?

Список был понятен.