Неизвестный Кафка

213. Это была вечерняя школа, где обучались ученики продавцов; они получили маленькое задание на вычисление, которое должны были теперь письменно выполнять. Но в классе стоял такой шум, что даже при всем желании считать не мог бы никто. Тише всех вел себя учитель вверху на кафедре — тощий молодой студент, как-то ухитрявшийся судорожно цепляться за убеждение, согласно которому ученики работали над его заданием и он поэтому мог погрузиться в собственные занятия, что он и сделал, зажав большими пальцами уши. В дверь постучали, и вошел инспектор вечерних школ. Ученики сразу стихли — насколько это было возможно при таком выплеске всей их энергии, — а учитель накрыл классным журналом свои тетради. Инспектор, еще один молодой человек, ненамного старше студента, обвел класс утомленными, очевидно, несколько близорукими глазами. Потом поднялся на кафедру, взял классный журнал — не для того, чтобы его открыть, а для того, чтобы открылись студенческие тетради учителя, — затем кивком пригласил его сесть и сел на другой стул сам, отчасти рядом с учителем, отчасти напротив него.

Далее произошел следующий разговор, к которому внимательно прислушивался весь класс, а задние ряды даже встали, чтобы лучше видеть:

Инспектор. Итак, здесь вообще ничего не изучается. Я слышал этот шум уже на первом этаже.

Учитель. В классе есть несколько очень невоспитанных учеников, но остальные работают над заданием на вычисления.

Инспектор. Нет, никто не работает, да иначе и быть не может, когда вы сидите здесь наверху и штудируете римское право.

Учитель. Это верно, пока класс работал письменно, я использовал время для занятий, хотел немного сократить себе сегодняшнюю ночную работу, днем у меня нет времени на занятия.

Инспектор. Допустим, звучит это действительно вполне невинно, но посмотрим повнимательнее. В какой мы здесь школе?

Учитель. В вечерней школе торгового ученичества.

Инспектор. Это школа высшая или низшая?

Учитель. Низшая.

Инспектор. Может быть, одна из самых низших?

Учитель. Да, одна из самых низших.

Инспектор. Это правильно, она одна из самых низших. Вы ниже начальных школ, поскольку если учебный материал не повторяет учебный материал начальных школ, то речь идет о ничтожнейших первичных сведениях. Следовательно, мы все: ученики, учителя и я, инспектор, — работаем или, точнее, мы должны, выполняя свой долг, работать в одной из низших школ. Может быть, это унизительно?

Учитель. Нет, никакое учение не бывает унизительным. Кроме того, ведь для учеников эта школа — только проходной этап.

Инспектор. А для вас?

Учитель. Для меня, собственно, тоже.

……………………………………………………

214. Это не было тюремной камерой, так как четвертая стена совершенно отсутствовала. Однако представление о том, что и эта стена заделана — или может быть заделана, приводило в ужас, ибо тогда, при таких размерах этого помещения, которое имело глубину один метр и высоту — лишь чуть больше моего роста, я оказался бы просто в каменном гробу. Но пока что она не была заделана; я мог свободно выставить наружу руки и, держась за железную скобу, вделанную в потолок, осторожно высунуть наружу голову — разумеется, осторожно, так как я не знал, на какой высоте над землей находится моя камера. Она, похоже, находилась очень высоко, по крайней мере внизу я не видел ничего, кроме серого тумана, — так же, впрочем, как и справа, и слева, и вдали, — только вверху, кажется, было немного посветлее. Вообще, вид оттуда был — словно с вершины башни в сумрачный день.

Я чувствовал усталость и присел на краю, свесив болтающиеся ноги вниз. Жаль, что я был совсем голый, иначе я мог бы связать концами белье и одежду, закрепить на этой скобе вверху, спуститься из моей камеры на порядочный кусок вниз и, может быть, что-то выяснить. С другой стороны, было как раз хорошо, что я не мог этого сделать, потому что я, наверное, делал бы это в таком же тревожном состоянии, и это могло кончиться очень плохо. Лучше уж ничего не иметь и ничего не предпринимать.

В камере, которая, вообще, была совершенно пуста — одни голые стены — имелись сзади две дыры в полу. Дыра в одном углу, по-видимому, предназначалась для отправления нужд, перед дырой в другом углу лежал кусок хлеба и маленькая, закрытая резьбовой крышкой, деревянная фляжка с водой; оттуда, следовательно, мне выталкивали пищу.