– Он даже домой ко мне не пошел.
– Дура ты, дура. А к себе – не намекал?
– He-а. Песню пел про журавлей, да и то шепотом.
Ненахов вышел из конторы, где сидела Лиза, зашел в автомат, набрал номер и сказал:
– Сень, наш парень ни в какую. А если он сегодня у папиного помощника все нам пробьет – меняем профессию на газировщиков. Так что давай сегодня на вечере и заделаем – ждать будем – провалим дело.
В красном уголке заводика – большие транспаранты «Да здравствует наша родная Советская армия!» и «Слава гениальному полководцу, вдохновителю и организатору всех наших побед товарищу Сталину!» Народ собирался не сразу, и к каждому входящему подходил Мефодьев из месткома и спрашивал:
– Слушай, на могилу Толстого в Ясную Поляну хочешь? Десять рублей в оба конца?
Почти каждый хотел поехать на могилу Льва Толстого, и тогда Мефодьев доставал из драного дерматинового портфеля большой лист бумаги, разграфленный таким образом, что в крайнем правом углу только подпись поставить напротив цифры 10. Когда таких подписей собралось больше сорока, Мефодьев спрятал лист бумаги в портфель и отправился к Ненахову. Тот быстро просмотрел листок, похвалил Мефодьева:
– Молодцом, хорошо сработал, да ты не бледней, не бледней, чудо, все равно тебе, если по указу идти, уже четвертак обеспечен, так что выше голову! Вторую бумажку заготовил?
Мефодьев протянул Ненахову и вторую бумажку, на которой было напечатано: «Директору Яснополянского музея. Просим Вас оказать содействие в проведении экскурсии для рабочих – передовиков производства нашего завода. Директор завода С. Иванов».
– Вернулся? – спросил Ненахов, поправляя грамматическую ошибку.
– Сияет, – ответил Мефодьев.
Ненахов поднялся и пошел к Иванову. Тот сидел за столом сияющий и гордый.
– Ага, Вася, – сказал он, – наша взяла! Есть правда, только мы драться за нее не умеем.
И он положил на стол требование на фондируемые материалы, подписанное заместителем министра.
– Вот это да! – сказал Ненахов. – Молодец, Степан, прямо герой – одно слово. Такого у нас еще не было, клянусь. Ну, с победой.
Он проглядел бумагу, поцыкал восхищенно языком и сказал:
– Честное слово – герой. На-ка, – не глядя на Иванова, а продолжая разглядывать принесенный им документ, попросил он, – подмахни, тут рабочий класс к Толстому на поклон едет, просьбу подпиши и количество людей, сдавших деньги.
Иванов проглядел, материалы, поданные ему Ненаховым, подписал их и продолжал разгоряченно, радостно говорить:
– Слушай, милейший мужик этот замминистра, наш человек, я прямо влюбился. Трудно ему – во! Со всех сторон теребят, а его понять тоже надо, не Бог, откуда всем дашь? Нам – дал. В случае чего, говорит, прямо ко мне. Ясно?!
Ненахов снова недоумевающе-восторженно покачал головой и сказал:
– Давай иди в ленинскую комнату, тут тебе телефон не даст поработать, тезисы я тебе подготовил, просмотришь.
– Спасибо.
– Машинку я твою возьму на десять минут, моя что-то забарахлила.
– Бери, о чем разговор. – И Иванов первым вышел из кабинета. Следом за ним, неся на руках громадный ундервуд, вышел Ненахов.
У себя он запер дверь, осмотрел лист бумаги и прочертил новые графы – в крайней левой стороне напечатал на машинке против каждой росписи полностью фамилию, имя и отчество расписавшегося в желании поехать в Ясную Поляну рабочего, в следующей графе, там, где всюду стояла цифра десять, к каждой уже заранее напечатанной на машинке цифре десять впечатал еще по одной, а то и по две цифре, так что вышло где 105, где 100, а где 610, а где и 1075 рублей, а сверху аккуратненько напечатал на директорской машинке: «Выплата сверхурочных рабочим завода за февраль месяц». А внизу сделал подпись – опять-таки на машинке: «Директор з-да С. Иванов». Бумажка, на которой администрация Ясной Поляны уведомлялась о приезде группы рабочих завода на экскурсию, была им сожжена, пепел выброшен на улицу, а машинка, пока Иванов заканчивал тезисы доклада в ленинской комнате, была поставлена на его стол в его кабинет. После Ненахов запечатал ведомость «на получение сверхурочных денег рабочими завода» вместе с маленькой анонимочкой в конверт, написал на нем адрес районной прокуратуры и спрятал конверт в нагрудный карман.
– Теперь месяцочек-другой погодим – и с приветом, товарищ Иванов. И фондам твоим привет, и замминистру тоже!
Новеллы
Казнь атамана
Растянувшись на многие десятки верст по измученным дорогам России, армия Дулова отступала под натиском красных войск все дальше и дальше к монгольской границе. По ночам в городах, где останавливался штаб атамана, сухо пощелкивали выстрелы: шли расстрелы большевиков – вместе с семьями.
Атаман ночами спал плохо, его мучили дурные сновидения. От этого ломило затылок и – приступами – начинались легкие головокружения. Он помногу курил; зажигал свечу и, поднявшись на локти, перечитывал Достоевского.
Много и трудно плакал. Шептал нежные слова о России, считал выстрелы. Если было мало, меньше тридцати, – гневался и утром страдал мигренью.
Выговаривал своим контрразведчикам: