Неистовый сын Трира

– Я, разумеется, допускаю, что некоторые фабриканты могут оказывать рабочим материальную помощь в их борьбе и считать себя по этой причине коммунистами. Это их дело, дело совести. Но быть подлинным коммунистом, коммунистом до конца, и одновременно заниматься торгашескими делами нельзя, Карл. Это не укладывается в голове. Жду случая, чтобы изменить мою жизнь. И потому – пойми меня правильно – завидую тебе, Карл. Ты никому ничем не обязан.

– И часто сижу без гроша в кармане.

– Я согласился бы жить, как ты. Ты не думай, Карл, что я дорожу своим положением.

– У меня не было такой мысли, Фред. Жизнь хоть и скупа, но предоставляет средства для решения личных проблем. И я верю, что ты все решишь наилучшим способом. Только не торопись. И не оглядывайся на меня и на других… Для меня, Фред, я осмелюсь тебе в этом признаться, ты дорог такой, какой ты есть. И из всех твоих достоинств – самое большое есть вера и убежденность в победе пролетарского дела.

– Спасибо, Карл.

– Это высокое достоинство, смею тебя уверить. Ты все решишь.

– Да, – сказал Энгельс. – Конечно.

– Но главное ты уже решил.

– Да, пожалуй. Ты, Карл, открылся мне, и я тоже откроюсь тебе: главное я решил, и это главное – быть с тобой.

– Ладно. – Карл подошел к Энгельсу и положил ему руку на плечо. – Признались друг другу в любви, и довольно, – засмеялся он. – Теперь за работу. У нас впереди мало времени, поэтому я тороплю тебя, Фред.

Энгельс ночевал у Маркса. На этом настоял Маркс. Когда они оторвались от работы, был уже третий час ночи. Отпустить Энгельса одного Карл не решился – Энгельс плохо знал Париж, чтобы бродить по нему ночью. Проводить себя до гостиницы Карлу не позволил Энгельс: путь до гостиницы и обратно отнял бы у него весь остаток ночи.

Карл постелил Энгельсу в гостиной, сам устроился на своем топчане в кабинете. Дверь из кабинета в гостиную оставил открытой, чтобы можно было переговариваться с Энгельсом, если они не сразу уснут.

– Удобно? – спросил Карл, когда Энгельс погасил лампу и лег.

– Удобно, – отозвался Энгельс. – Мы здорово поработали: до сих пор буквы в глазах пляшут.

Карл усмехнулся и пожелал Энгельсу спокойной ночи.

Проснулись они поздно, когда солнце уже вовсю светило в окна.

– Это из-за меня, конечно, – сокрушался Энгельс, одеваясь. – Ты не хотел меня будить. А я люблю поспать, хотя служба в Манчестере заставляла меня подниматься чуть свет, за что я ее проклинал каждое утро.

– Спать каждую ночь и просыпаться рано утром – это большая роскошь, – сказал Карл. – Я еще в студенческие годы основательно разрушил эту естественную систему и возвратиться к ней не могу. Работаю несколько дней и ночей подряд, потом сплю или валяюсь двое-трое суток. Конечно, это дурно, мой метод работать – не для всех. Однако что-то есть в нем и положительное. Мозг, когда его заставляешь работать на полную мощность, неотрывно и настойчиво врезаться в факты и мысли, иногда показывает чудеса: то, что при нормальной работе можно было бы добыть через год, порой удается добыть в течение нескольких дней.

– Это так важно? – спросил Энгельс. – Есть причины торопиться?

– Есть, – ответил Карл.

– Карл, – сказал Энгельс, помолчав. – В Бармене меня ждет жизнь в болоте христианского ханжества и торгашества. Но я вырвусь. И тогда я снова буду с тобой.

– Поторопимся, – сказал Карл. – Надо где-нибудь позавтракать, а потом в «Форвертс». Сегодня должна быть напечатана твоя статья, Фред, об английских рабочих. Это хорошая статья, будет много разговоров. Готов ли ты к ним?

– Готов. Жалею, что нет Гейне. Когда-то я дурно отозвался о нем. Теперь я вижу, что был не прав. Хотелось бы сказать ему об этом. И еще о том, что он настоящий поэт. Мне все больше нравятся его стихи, в них много правды. Думаю, что все это не без твоего влияния, Карл…

– Возможно. Но наибольшее влияние на него имеет моя жена. Я для него жестковат, моя логика его ранит. Он однажды признался в этом Женни. – При имени Женни Карл украдкой вздохнул.

Энгельс заметил это, спросил:

– Но ведь она скоро приедет?

– Да. Обещает. Недели через три.

– Жалею также о том, что не повидал твою жену. Мне писали и говорили, что ты, Карл, похитил самую красивую девушку Трира.

– Это неправда, – смеясь, ответил Карл. – Моя Женни – самая прекрасная в мире.

В оставшиеся дни они продолжали работать над книгой, дважды присутствовали на рабочих собраниях, просто бродили по Парижу, любовались его дворцами, площадями, парками, Сеной. Эти дни пролетели, как один день. И когда Энгельс, прощаясь с Карлом, обнял его, Карл сказал:

– Обещай, что скоро встретимся снова.

– Обещаю.

Карл крепче обнял его.

Глава десятая

Карл встретил Женни и принял из ее рук маленькую Женнихен.

– Осторожно, Карл, – сказала Женни, целуя его. – Наше маленькое сокровище спит.

Он внес ее в дом, бережно опустил на кроватку, которую давно уже приготовил для нее, посмотрел в личико спящей дочери, поправил прядку волос на ее лбу, шепотом сказал Женни:

– Она очаровательна.

– Да, – ответила Женни.

– Она похожа на тебя.

– Нет, – сказала Женни. – Она похожа на тебя.