– А контрреволюция не дремлет! Ты слышал о событиях в Майнце? О мерзавце Хюзере? Хюзер – комендант крепости в Майнце. Он выпустил в город несколько пьяных солдат, которые принялись дебоширить. Городские власти арестовали этих солдат, чего Хюзер, надо полагать, с нетерпением ждал. Он объявил сразу же город на военном положении, разоружил горожан и стал угрожать им в случае какого-либо сопротивления бомбардировкой. Каково?
– Я прочел об этом в последнем отчете о заседании Национального собрания, – сказал Энгельс. – Из Майнца возвратилась комиссия, посланннная туда Национальным собранием, и доложила, что прусские солдаты разоружили гражданскую гвардию. По докладу комиссии собрание не приняло, в сущности, никакой резолюции. Депутаты поболтали о том о сем и отправились пить пиво!..
Карл встал из-за стола, подошел к окну, потом резко обернулся к Энгельсу, заговорил, подчеркивая каждое слово:
– А между тем замысел Хюзера – это лишь часть плана реакционной берлинской военщины. Она стремится повсеместно разоружить гражданскую гвардию и передать ее безоружной в руки армии! Ты знаешь, Фред, что это уже случилось в Аахене, Трире, Мангейме. Теперь – в Майнце. Завтра это может произойти в других местах. А Национальное собрание, как ты сказал, пьет пиво! Что происходит, Фред? Что происходит? Впрочем, мы оба прекрасно знаем, что происходит.
Карл стал говорить о том, что коммунистов в Германии мало, что им еще не удалось создать сильную рабочую партию, а демократическая партия, опьяненная первыми победами, бездействует и теряет одну позицию за другой. Реальная власть сегодня принадлежит умеренной буржуазии. Она еще борется, хотя и робко, с королем, но уже объявила смутьянами подлинных революционеров. Многие демократы поддались чувству разочарования. Уже стали слышны голоса, что мир-де не созрел для подлинной революции. Вместо того чтобы действовать, многие стали грустно вздыхать и философствовать.
– Проклятая немецкая привычка, – сказал Карл, – философствовать там, где надо драться. Мы должны заставить их драться, Фред! Драться решительно. Нужна газета! Немедленно! Я уже все рассчитал: вместо того чтобы ждать первого июля, мы можем выпустить газету уже первого июня! Смотри! – Карл вернулся к столу, вынул из ящика материалы, макет первого номера газеты. – Здесь не хватает лишь двух-трех статей. И я подумал: «Что мешает Энгельсу написать большую статью о Национальном собрании во Франкфурте?» И сам себе ответил: «Решительно ничто не мешает». А что ты скажешь?
– Я готов.
– И еще мы напишем статью о мерзавце Хюзере. И конечно, дадим сообщение от имени редакции о том, почему мы поторопились с выходом первого номера «Новой Рейнской газеты». Текст может быть такой. – Карл взял перо и быстро набросал на листке текст сообщения:
«Выход „Новой Рейнской газеты“ был первоначально намечен на первое июля. Договоренность с корреспондентами и т.д. предусматривала именно этот срок.
Но так как новые наглые выступления реакции заставляют ожидать в скором времени принятия немецких драконовских законов, мы решили использовать каждый день в условиях свободы и начинаем выпускать газету уже с первого июня. Наши читатели должны будут, следовательно, извинить нас, если в первые дни наши сообщения и различные корреспонденции еще не будут содержать того богатого материала, каким мы в состоянии располагать благодаря нашим обширным связям. В ближайшие же дни мы сможем удовлетворить и в этом отношении все запросы читателей».
– Следовало бы, думаю, сообщить также о составе редакционного комитета, – предложил Энгельс.
– Ты прав, – согласился Карл и быстро дописал на листке: «Редакционный комитет: Карл Маркс – главный редактор; Генрих Бюргерс, Эрнст Дронке, Фридрих Энгельс, Георг Веерт, Фердинанд Вольф, Вильгельм Вольф – редакторы». – Нравится? – спросил Карл.
– Бюргерс, значит, остается?
– Остается. Куда же от него денешься? Таково условие. Он принес мне вчера свою статью. Скажу тебе откровенно, что она не годится. Впрочем, я ее уже переделал. Вернее, половину переделал, а вторую половину совсем выбросил и написал сам. В первый номер ее не поставим, чтоб не затевать с Бюргерсом лишних разговоров. А потом посмотрим. Он стал очень важным, сам увидишь. То и дело заводит разговор о том, как определить политическое лицо газеты.
– А что пишет Вольф, наш дорогой Лупус? – спросил у Маркса Энгельс.
– Пишет, что скоро появится в Кёльне.
– Ему надоел Бреславль?
– Он сделал там все, что мог. Предвыборная борьба измотала его. Ты знаешь, что он был выборщиком, исколесил всю Силезию. Сам едва не стал депутатом франкфуртского Национального собрания. Депутатом не стал, но был избран заместителем депутата, а также стал редактором «Силезской хроники». Правда, ему там не дали развернуться… Недели через две обещает быть здесь. Ты знаешь, что Лупус – незаменимый работник. Ни один из нас не может писать так популярно, как Лупус.
– А Веерт взял на себя фельетоны? Это правильно. Я уверен, что у нас будут лучшие фельетоны. А где Дронке?