Нечто из Рютте

– Не по закону так! Не по божьему, не по человеческому! Пусть барон меня осудит!

Один удар древком копья пришелся ему в голову, но он продолжал орать:

– Суда прошу! Только суда! Имею право!

– Хватит! – крикнул Волков. – Не бейте больше.

Стражники перестали лупить несчастного.

– Давайте его сюда. – Солдат подошел к коновязи и сел на колоду.

Стражники подтащили мужика, поставили перед ним.

– Барон занят, судить тебя буду я.

– Я согласен. – Мужик кивнул. По подбородку у него стекала кровь, он тяжело дышал. – Я согласен, господин коннетабль.

– Почему ты думаешь, что он разбойник? – спросил солдат у стражника.

– А вот, – стражник протянул Волкову крепкую палку с ладно привязанной к ней короткой веревкой, на конце которой висела увесистая свинцовая гиря величиной с мелкое яблоко, – кистень.

Солдат взял и посмотрел вещицу. Вещь была добротно сделана и, безусловно, опасна. Волков раскрутил кистень в руке.

– Вот еще, – продолжал стражник, доставая нож, – тоже его.

Нож был тоже неплох: широкое короткое лезвие заточено до остроты бритвы, крепкая удобная рукоять из дерева. Таким легко полоснуть по горлу или выпустить кишки и в рукаве удобно прятать.

– И вот еще. – Стражник протянул солдату кусок тонкой, но крепкой веревки в пять локтей длиной. – Это все у него взяли. Холоп трактирщика прибежал, говорит, разбойник в трактире. Мы туда, а он там лютует и…

Солдат остановил его жестом и спросил у мужика:

– Твое?

– Мое, господин, – кивнул мужик.

– И ты не разбойник?

– Нет, господин.

– А кто ж ты?

– Я из судейских.

Солдат хмыкнул, а стражники и вовсе засмеялись в голос:

– Видели вы его? Из судейских он!

А Волков рассмотрел его повнимательнее: замызганная куртка, почти истлевшее исподнее, рубаха сто лет не стирана, стоптанные башмаки, дурацкая шапка. Волков явно не верил ему.

– Господин коннетабль, не то что я из судейских, – начал пояснять мужик, – я при палаче служил, но приказы мне всегда секретарь суда давал.

– Секретарь суда? А где этот суд?

– Да в Райсбурге, я оттуда.

– Далеко, – сказал солдат.

– Неблизко, – кивнул мужик.

– А чего ты из богатого Райсбурга в небогатое Рютте подался?

– Так я не в Рютте шел, я шел в Байренгоф.

– И не дошел?

– Почти дошел, так меня по дороге мужик обогнал на телеге. С бабой он был, муку вез. И тут вышли добрые люди при броне и оружии из леса. Мужика побили до беспамятства и бросили, а бабу, коня и телегу с хлебом забрали. То, видно, дезертиры были. А я решил судьбу не пытать и вернулся, пару дней у монастыря пожил, а потом в Рютте пошел. Думал, работу тут какую сыскать, три недели жил, нет, почти четыре, в трактире, поиздержался. Одиннадцать крейцеров трактирщику задолжал. А этот безбожник велел своим холопам меня обыскивать. Ну я им и дал пару раз, а они за стражниками побежали.

– Складно у тебя все получается, – произнес Волков. – Вот только как мне тебя проверить? Гонца, что ли, в Райсбург послать? Или, может, дезертиров опросить? Если удастся их поймать, конечно.

Мужик вздохнул, чувствовал, что дело его – дрянь, смотрел в землю.

– Ну, допустим, ты не врешь, – продолжал Волков. – А почему ты из богатого Райсбурга в Байренгоф собрался?

– Так наш старый судья помер, и бургомистр – крыса, городской совет подкупил, чтобы своего племянника на пост городского судьи пропихнуть. А тот приехал к нам в город со своими людьми, даже палачей своих привез. Нас всех на улицу пнули. Вот я к своему кузену в Байренгоф и подался. Может, там сгожусь.

– А звать-то тебя как?

– Ламме, господин.

– А имя?

– Вроде как Фрицем, маманя так звала в детстве.

– Вроде? Не помнишь, что ли?

– Так меня с детства Сычом звали, Фридрихом только поп да маманя.

– Почему Сычом?

– А слух у меня добрый, господин, и ночью я зорок.

– Ночью, говоришь, зорок? – спрашивал солдат, внимательно глядя на мужика.

– Зорок, господин.

– И говоришь, что ты из судейских?

– При палаче состоял. И секретаря суда пожелания выполнял.

– А что делал?

– А все, что нужно. Присмотреть за кем, найти кого, с кем потолковать, а кого и приволочь куда надо.

Мужичок Фриц Ламме по прозвищу Сыч был весьма крепок и коренаст. И глядя на его арсенал, Волков не сомневался, что и найти, и приволочь, и «потолковать» он может. За ним не станется.

– Раз ты из судейских, так, может, и грамоте обучен? – спросил солдат.

– Грамотный я, – не без гордости ответил Сыч, – все читаю, а ежели нужда будет, то и написать смогу.

– Развяжите его, – приказал Волков стражникам, – и оставьте нас.

Стражники сняли с Сыча веревки и отошли подальше.

– Прочти, Фриц Ламме. – Солдат достал из кошеля письмо ламбрийцев, дал его мужику.

Тот взял, стал читать, морщился, старался. Потом виновато поглядел на Волкова и произнес:

– Не могу, господин, буквы вроде наши, а слов не разумею.

Солдат спрятал письмо в кошель, посмотрел на Сыча пристально и спросил:

– Ладно, кистень, нож – понятно, а веревка тебе зачем, душить, что ли?