Нечто из Рютте

Он не спал всю ночь. Раньше такое с ним часто случалось, а теперь уже не получалось, как раньше. Не доехали они до трактира, как солдату стало плохо. Слабость навалилась как-то сразу, аж повод из рук выпал, а ногу крутило, не готов он был еще в седле ездить.

– Что-то вы бледный, экселенц, – заметил Сыч.

– Да домой ему надо, – с заметным раздражением сказал Ёган. – Он неделю в беспамятстве валялся. Похудел – кожа да кости. А вы его все таскаете да таскаете.

– Да мы не таскаем, – сказал сержант. – Что ж мы, не понимаем, что ли? Господин, вы бы домой ехали, угробитесь вы так.

– А ты, балда, куда смотришь? – сказал Сыч Ёгану. – Господину покой нужен.

– Так он разве слушает? – продолжал Ёган. – Глаза свои злобные вылупит и скакать, и скакать. Ему всегда куда-то надо. Хоть ночь, хоть дождь – все равно куда-то скачет. Какое же тут здоровье будет.

Волков хотел было одернуть зарвавшегося слугу, да сил ругаться не было. Они развернулись к замку, и тут через лужи к ним подбежал Ипполит. Монах был рад видеть Волкова.

– Здравствуйте, господин! Что ж вы из монастыря сбежали? Наверное, выздоровели.

– Да уж выздоровел, еле жив твой коннетабль, – заметил Ёган.

А за ним подъехал и управляющий Крутец, низко кланялся.

– Здравствуйте, управляющий, как вы тут без меня? – спросил Волков.

– Да вот амбары строим.

– Я видел, – сказал Волков и опять обратился к Ипполиту: – Зайди вечерком, мне надо поговорить с тобой про упырей.

– Господин, поехали домой. Серый вы весь, боюсь, помрете, – просил Ёган.

Но тут Волков почувствовал себя заметно лучше, отдышался как-то, ожил и сказал:

– Поехали-ка в трактир, пива хочу.

– Да чтоб вас! Вот неугомонный. Я что, вам дома не принесу?

Он и Сыч двинулись следом, а за ними поехал управляющий Крутец.

В трактире ничего не изменилось, отсутствие хозяина никак на шумной жизни трактира не отразилось: кухня стряпала, бабы носили еду, люди ели. Волков сел за стол к трем завтракающим колбасой, пивом и луком купчишкам. Все трое встали, поклонились ему, солдат кивнул в ответ. Все его знали, и это было приятно, что ни говори.

Толстуха-разносчица тут же подошла и с поклоном спросила:

– Чего изволите, господин?

– Пива, – сказал солдат.

– Три пива! – добавил Сыч, садясь напротив Волкова, а управляющий Крутец примостился на самом краешке скамьи.

Ловкая баба тут же принесла четыре тяжелые кружки и спросила:

– Может, поесть что желают господа?

– Колбасы нам принеси и капусты.

– Стой, – сказал Волков, пока баба не ушла. – А хозяин где ваш?

– Да кто ж его знает. Вчера был, а под вечер все в телеги попрыгали и укатили. Говорят, вроде в Вильбург.

– И как же вы без него?

– Да как обычно. Только вот деньги не хозяину теперь отдаем, а господину управляющему.

Управляющий кивком подтвердил.

Дальше они пили пиво, им принесли какую-то еду. Волков тихо говорил с Сычем все о том же, как ему нужен ла Реньи. Только теперь оба понимали, что бегство трактирщика обрубило ниточку.

– Как ни крути, экселенц, а придется брать бабу, – сказал Сыч.

– Бабку, – заметил Ёган, – она уже старая и лысая.

– Ну, значит, придется с ней поласковей.

Солдат согласно кивал, обдумывая, как лучше обходиться с ведьмой, и вдруг увидел одну женщину. Она разительно отличалась от всех тех баб, что были в трактире. Те вели себя вызывающе, за словом в карман не лезли, за что и получали от постояльцев на орехи, неряшливы были и навязчивы. Воровки и любительницы выпить задарма. А эта оказалась опрятна, чиста, и платье у нее было с белыми кружевами. Да и красивая к тому же. И волосы причесаны и забраны лентой, как у порядочной. И солдату показалось, что ее лицо ему смутно знакомо. Он смотрел на нее и думал: что могла приличная на вид молодая женщина делать в трактире? А женщина сидела за столом одна, и перед ней стоял стеклянный стакан, а не глиняная кружка. И тут она поймала его взгляд, улыбнулась и помахала рукой. Он узнал ее. У нее не было одного зуба.

– Это что, Брунхильда, что ли? – произнес Волков.

– Она, – томно вздохнул Сыч, – услада сердца моего. Давно на вас поглядывает.

– Да иди ты! – воскликнул Ёган, не веря своим глазам. – Наша Брунька! А я думаю, что за краля такая, а мордашка-то знакомая. Ишь какая, прямо благородная госпожа.

– Денег берет точно как благородная, – невесело заметил Сыч.

– Да ты что! – продолжал удивляться Ёган. – Вот те на, в девки, значит, подалась! И почем же берет?

– Десять крейцеров, – сказал Сыч, – да еще чтоб не на полу, а на кровати, и чтобы простыня была.

– Ух ты, и что, есть желающие? – не отставал Ёган.

– Желающих-то полно, – заверил Сыч, – на нее все облизываются, да только вот не у всех есть деньга на нее.

– Это ты на нее все деньги спустил? – спросил Волков.

– А на кого же еще, уж не на тех шаболд. – Сыч кивнул на группку потрепанных трактирных девок.

Волков поманил Брунхильду пальцем. Девица тут же встала и гордо пошла к нему, но не быстро, чтобы не подумали, что бежала-спотыкалась, авось не рвань кабацкая. Она чуть улыбалась. Собирала на себя взгляды жадные от постояльцев и завистливые от местных баб. Встала рядом с солдатом, поздоровалась.