Небо в кармане

– Знаешь, там, у реки, Жорж уж очень подозрительно себя вел. Отходил несколько раз к своим людям, о чем-то с ними разговаривал. Я, правда, особо не присматривал за ними и не заметил, чтобы кто-то из них потом пропал, – с силой провел ладонью по затылку, взъерошил волосы. – Но перед нашим отъездом тот же Жорж очень злорадно на меня смотрел, чуть ли не радовался вслух. Как будто знал что-то такое, что мне сильно навредит. И радовался своему знанию. Это я хорошо видел. Только сейчас сообразил, чему он так радовался. Это ведь его человек там лежит?

– Его, – кивнул отец. – Калтыковых человечек. Прислужник из дворовых людей. Все время возле младшего графа находился, выполнял его мелкие поручения.

– Выходит, довыполнялся. А Прокопычу и его подмастерьям за убийство что будет?

– Да ничего! В своем праве они были, защищали княжеское имущество. С поджигателями разговор короткий. Если на месте застали, то сразу на вилы могут поднять, и никому ничего за такое не будет. Вот так, сын! Да пес с ним! Вот ангар твой жалко. И это еще мы легко отделались. А если бы огонь дальше пошел? На деревья? С них на усадьбу перекинулся бы, на мастерские? А за садом поля, деревня дальше. Представил, что могло быть? И еще представь, что в полях зерно созрело и все высохло? Полыхнет, как порох! Об одном жалею, что не допросили разбойника прежде, чем закололи. А это еще кто там подъехал? Удомские или еще кто? Сходи, глянь.

* * *

С утра подступиться к пепелищу не получилось, жаром от углей пыхало так, что поневоле люди отшатывались. Подождали до полудня и тогда уже, постоянно проливая водой, принялись разгребать пепел.

Вчерашний визит полиции меня затронул мало. Опросили на предмет того, что именно и в каком количестве находилось в сарае. Пришлось рассказать и о своих подозрениях. Морщились, но выслушали. Понятно. В основном расспрашивали Прокопыча и его помощников. Под протокол.

Отец вчерашних поздних визитеров определил правильно. Сестры Удомские с братиком решили поинтересоваться, что это у нас так дымит? А что так может дымить, кроме пожара? Правда, ссылались больше на желание помочь и необходимость забрать домой загостившуюся у нас маменьку.

Разговаривал с ними, но больше прислушивался и приглядывался. Мои сестренки отмалчивались, ошарашенные нагрянувшей бедой, переживали, и это хорошо было заметно, за отца. Какая-то толика переживаний досталась и мне, за компанию, наверное. А сестры Удомские щебетали без перерыва. И только Серж большую часть разговора помалкивал, отворачивался в сторону и старался не встречаться со мной взглядом. Надеюсь, совесть проснулась. Наверное, сообразил, куда вляпался, и в какие серьезные игры собрался играть…

Господа в белых мундирах внимательно осмотрели обгоревшее крыло планера, выразили сожаление о такой значимой потере, восхитились самородком-инженером столь юного возраста и вскоре отбыли. Мачеха от встречи с полицией уклонилась. К моему удивлению, настаивать на обратном господа не стали, приняли как должное.

Уж не знаю, о чем они беседовали с отцом, не вникал, но отец остался доволен разговором.

Ужинал в одиночестве и никого из членов семьи до завтрака не видел. Но и утром за столом все молчали, уткнувшись в свои тарелки. Ожидал упреков в свою сторону, моя же косвенная вина во всем произошедшем имеется, это я неприятности на нас навлек, но нет, промолчали.

Мачеха, правда, несколько раз бросила в мою сторону короткие нечитаемые взгляды.

А дальше мне стало ни до чего. После того, как несколько часов провозишься на мокром пепелище, становится вообще не до чьих-то там волнений.

Зачем было самому ковыряться, когда вокруг столько людей? Да я, в общем-то, и не ковырялся, перебирал найденные железки, сортировал их и передавал дальше, в руки кузнецам. Попутно обдумывал пришедшую в голову идею нового самолета. Да, на этот раз именно самолета, а не планера.

Ближе к вечеру сходил в баню, постарался избавиться от въевшегося в кожу запаха гари. Федюнька притащил запотевший кувшин кваса, хлеб и блюдо с ломтями холодного отварного мяса. Отводил душу, парился всласть.

Вернулся к себе, дверь на задвижку закрыл и сразу засел за новые чертежи. Положил перед собой чистый лист бумаги, потянулся за карандашом и вздрогнул от раздавшегося стука в дверь. Чертыхнулся и пошел открывать. Отец прислал горничную с весточкой:

– Стряпчий приехал! Дмитрий Игоревич просили сей же час спуститься в кабинет.

– Хорошо, сейчас спущусь, – прикрыл дверь, припомнил тут же, для чего и для кого отец вызывал из столицы стряпчего, и принялся собирать в картонную папку чертежи и рисунки сгоревшего планера.

– Вот, Александр Карлович, полюбуйтесь! Перед вами восходящая звезда российского воздухоплавания! – не успел войти, а меня уже чествуют.