Читаем Не жалею, не зову, не плачу... полностью

Пригласил меня к себе главный врач, полный, краснолицый, заговорил сочувственно: «Не понимаю, зачем они вас направили, да ещё в стационар? Припадков можно ожидать годами». Расспросил о деле, отечески пожурил, пожалел: «Если вы хотите, я могу вас выписать хоть сегодня». Хоть сегодня — хорошо, но куда выписать? В тюрьму я особенно не спешу. Психбольница пока предпочтительнее. «Тогда полежите у нас с месяц, свяжитесь с друзьями, посоветуйтесь, может быть, они помогут». — «Натворил, а теперь в кусты. Вряд ли мне кто поможет». Он повел бровями, сказал неопределённо: «Чувство самосохранения естественно для всякого живого организма». Вот именно. Так можно оправдать мое преступление. А также стремление избежать наказания.

Он достал из стола уголовный кодекс, полистал и прочел мне статью 53-ю: «Если суд признает, что степень опасности осужденного не требует обязательной его изоляции или обязательного исполнения им исправительно-трудовых работ, он вправе постановить об условном его осуждении». Закрыл книжицу, сунул ее обратно в стол. «Вы хорошо учились, были общественником, студенты за вас хлопочут. Вас вполне можно отпустить по статье пятьдесят третьей. Об этом я буду говорить со следователем».

Главный врач меня обнадежил, но также и озадачил: в чем сейчас мое самосохранение, какие шансы я должен использовать, пока лежу здесь? Еще и следователь сказал: психбольница для облегчения участи.

Семь коек в судебном отделении, семь пациентов, у каждого свое дело и свой диагноз. Все в желтых халатах, сбежишь, за версту видно. Относительно нормальным был Петя из Талды-Кургана, монтёр, шизофреник в светлом периоде. В своей конторе он заимел зуб на бухгалтерию, подстроил там замыкание, и беременную кассиршу так долбануло, она тут же и родила. У Пети был особый дар, только он один мог утихомирить Колю Турка, что ходил голым и шипел. Он мог и одеть его на короткое время, и заставить поесть. Коля Турок — блатной, зарубил свою жену и тещу за стукачество, на что ему указали воры. Расправился среди бела дня во дворе, а когда приехала милиция, сбежались соседи, он сидел над трупами и хохотал. По словам Пети, Турок восьмерил так, как ни одна душа не сможет. Петя уверен был, все тут придуриваются, и спросил меня прямо, какую болезнь я пытаюсь изобразить, чтобы оценить мои шансы на освобождение. Другой, тоже блатной, тот, что размахивал пустым ведром, красивый блондин Славка, симулировал всю свою сознательную жизнь и кличку имел Восьмерило — от восьмерки, с какого боку ни подойди, она круглая, без конца, без начала, ухватиться не за что. У Славки, якобы, эпилепсия, мнимая или истинная, я не знал, но точку зрения Петя я не разделял, уж слишком за дураков он принимал врачей. Ингуш Ахмет, тот, что испытывал стул на голове милиционера, сидел за буйство в пивной в парке Горького, диагноз у него был сложный, а тема в разговоре проста: он хотел иметь четырех жен и чтобы одной из них было девять лет, пророк Магомет разрешает. В углу лежали два старика, один парализованный, его должны были выписать и ждали приезда родственников, он лежал не вставая, а другой старик, наоборот, не ложился, сидел на койке днем и ночью, бормотал и сильно чесался. Он говорил сам с собой, внятно, вроде бы по-русски, но стоило прислушаться — ничего не разберешь. То ли он слога переставлял, то ли набор слов был настолько бессмысленным, что бормотание его не воспринималось как речь, и даже опасно было вслушиваться, возникало ощущение, будто сам начинаешь сходить с ума. Славка говорил о нем: сидит, гадает, почём веники в банный день. Славка был самый веселый, всякий раз при появлении кормёжки бодро кричал: «Матросики! Соколики! Семеро смелых! Произвол пришел!»

На процедуры и вливания водили Ахмета, старика-бормотуна, и Петю. Колю Турка лечили электрошоком. Петя рассказывал о процедуре с восторгом: «На кумпол — обруч! Втыкают рубильник, и тыща вольт бьёт Колю Турка, колотит его, как перфоратор, которым асфальт колупают. Коля отбрасывает копыта, а потом — ничего. Теперь ему хоть в Америку, он любой электрический стул выдержит». Приводили Колю под руки, жёлто-зелёного, укладывали на койку, он вялыми движениями, как во сне натягивал одеяло на голову и весь день лежал, не шевелясь, как куль. А рядом я лежал, тоже кулем с утра до вечера, смотрел в потолок, думал, что меня ждет, как мне вырваться на свободу. Под самым потолком тянулась труба отопления, неужто ни одна душа на ней не повесилась? Очень удобно. Накинул на трубу пояс от халата и суй в петлю голову. Я уже натягивал интереса ради, пробовал — выдержит. Кто-нибудь додумается. А может, и нет, даже здесь живут надеждой. Я надеюсь через тюрьму, через психбольницу, не знаю, через что еще, возвратиться на круги своя. Долгие, мутные, нервные пять лет позади. А впереди стянут меня приговором как обручем, потом постепенно начнут отпускать, я буду становиться самим собой, вылезать из круга. Расстрел не дадут, максимум десять лет, выйду, мне будет тридцать три. Илья Муромец в эти годы только начал. Хотя Иисус Христос уже кончил.

Перейти на страницу:

Похожие книги