Не верь тишине

Трактир Гребенщикова стоял близ городской управы, где теперь разместилась милиция. Василий Поликарпович, открывая его пятнадцать лет назад, не беспокоился таким соседством. Нарушения на глазах у властей умело прикрывались, а частые взятки и редкие штрафы быстро и многократно перекрывались значительными доходами, которые хозяин извлекал из прибыльного дела.

После революции дела пошли хуже, а несколько облав напугали выгодных клиентов и привели почти к катастрофе… Собирая выручку, Василий Поликарпович чуть не плакал: то, что он имел сегодня за неделю, в прежние времена получал за час одного вечера. Но он успокаивал себя: «Бог не может допустить, чтоб такое длилось вечно».

Увидев Лизу, он обрадовался, надеясь, что услышит о брате: после событий в Загорье от Ивана Поликарповича не было ни слуху ни духу, но, выслушав девушку, разочаровался. Василий Поликарпович не испугался, хотя понимал, что это будет за груз. Наоборот, его охватило нетерпеливое желание приблизить час, когда можно будет наконец насладиться местью.

Лиза ушла. Дома ее встретила мать. Недовольно поглядывая на дочь и не спрашивая, где она была, будучи уверена, что не получит искреннего ответа, упрекнула:

— Все бегаешь! Нет чтобы как другие девушки…

— Сидеть и ждать, пока придет какой-нибудь плешивый жених, — закончила, смеясь, Лиза и спросила: — Отца нет?

— Нету отца, нету… Илья тебя спрашивал.

— Илья? — переспросила она. — Зачем?

— Не знаю я ваших дел, сами разбирайтесь.

Секунду подумав, Лиза решительно направилась к брату.

Илья ждал ее. Ждал и волновался. Она поняла это по его глазам.

— Ты хотел меня видеть? — спросила Лиза, тоже начиная, сама не зная почему, волноваться.

Видишь ли… Мне бы хотелось…

Илья мял слова, виновато поглядывал на сестру. Та молчала, настороженная и чужая.

— Может быть, мой вопрос покажется тебе бестактным, но… как ты относишься к Добровольскому… Александру Сергеевичу?

— Я даже отцу не ответила бы на этот вопрос!

В ее «даже» Илья сразу увидел стену, которая стояла между ними, но все-таки продолжил:

— Я не потому, что хочу вмешаться в ваши отношения, я лишь хотел предупредить тебя, что он не тот человек, за которого себя выдает.

— Не тот? — удивилась Лиза. — Что значит «не тот»?

— Он опасный человек. Жестокий и опасный. И очень ненадежный.

— Ого, целый сундук недостатков! За одно это им можно увлечься. А если серьезно, то я от него ничего не требую.

— А он от тебя?

— Я не маленькая! — резко ответила девушка, чуть покраснев.

— Мне кажется… — заторопился Илья, — я думаю, что он вовлекает тебя в нечто страшное.

— Я не маленькая, — опять повторила Лиза, но уже с вызовом.

И она повернулась, чтобы уйти. Илья не задерживал, понимая, что это бесполезно.

«Не понимает Лиза меня, — с сожалением и болью подумал он. — А Бирючков? Он-то понял?»

Бирючков понял, хотя и не совсем разделял его опасения. Внимательно выслушав сбивчивый рассказ, полный одних догадок, Тимофей Матвеевич спросил:

— Значит, вы считаете, что контрреволюционеры, так будем их называть, готовят выступление?

— Да. И по-видимому, завтра, — ответил Илья, понимая, что слово «по-видимому» заставляет звучать фразу неубедительно. Однако, он не имел точных данных и не мог говорить твердо.

Окончательно поверить в слова Субботина мешала не только эта неуверенность. Бирючков помнил и о подозрении, которое падало на бывших офицеров в связи с покушением на Смирнова, вспомнил он и недавний разговор с Верой Сытько. Он спросил девушку о записке, склеенной хлебным мякишем. Она сказала, что письмецо ей передала Лиза Субботина, сестра бывшего поручика Субботина, который приходил в Совет на днях вместе с военкомом Боровым, а они дети известного в округе купца, который… Дальше Бирючков не слушал. Теперь он старался уяснить для себя, имеет ли отношение Субботин к угрозе расправы над ним, Бирючковым, мог ли участвовать в покушении на Смирнова и насколько искренне его предупреждение о готовящемся выступлении. «То, что все это отребье зашевелилось — вне всякого сомнения, — думал он. — Об этом говорили и Кукушкин, и Кузнецов, и Маякин. Весь вопрос — во что это выльется. А если мятеж, то когда? И что мы знаем о его возможных участниках? А если они подослали Субботина, чтобы проверить нашу реакцию на его сообщение?»

Разобраться одному было трудно, и Бирючков назначил на воскресенье, на 13 часов, заседание исполкома…

39

Маякин захандрил.

В пустом, без жены и детей доме, стало непривычно тихо. В первые после их отъезда дни он, обрадованный спокойствием, наводил порядок. Подбивал, передвигал, перекладывал и очищал, слегка ошеломленный свободой и вседоступностью, избавленный от подергиваний и понуканий.

Но потом тишина стала оглушать и раздражать. Хотелось услышать хрипловатый, с ехидцей, голос жены, отругать сыновей, пряча за насупленными бровями любящие глаза. Как нарочно, и в Совете дел почти не было. Мужики и бабы занимались извечным делом: работали на земле. Она требовала заботливых рук. Теперь это стала их земля, хотя трудно привыкалось к такой перемене.