Не верь тишине

Отец Сергий долго готовил сына к своему делу, но потом по совету людей опытных, дальновидных и, руководствуясь личными наблюдениями, определил военную карьеру. Она для Александра с помощью связей и возможностей отца складывалась удачно. Правда, в первые дни войны пришлось поволноваться и позаботиться о безопасности молодого офицера, но это же и помогло расширить полезное окружение.

И даже теперь, когда рушились империи, дворцы и судьбы, отец Сергий хладнокровно взирал на завтрашний день Александра в твердой надежде, что он не может быть омрачен, если у человека есть ум, воля, трезвый расчет и, разумеется, средства к безбедному существованию… Нынешние события представлялись тяжким, но временным испытанием.

Этому он наставлял сына, будучи убежденным, что лихая година минует и все вернется на круги своя. Но при этому хвалу воздадут тем, кто поднял меч против антихристова воинства. И разве не предназначение в том родного чада, сегодняшний день которого он так прозорливо предвидел!

Отец Сергий смотрел на сына с радостью и гордостью: офицерская форма, хотя и без погон, сидела ладно и строго, глаза смотрели с веселой уверенностью. Это удивило:

— Ты радуешься? Чему?

— Прежде всего тому, что пришла пора действиям.

— «Прежде всего» — значит есть и еще что-то?

— Я подумал, — штабс-капитан коснулся плеча отца, — что риза и шинель не так уж и несовместимы.

— Что ж тут удивительного! — живо ответил священник. — Мы не толстовцы. Святая церковь никогда и никому не позволяла себя безнаказанно унижать. Она всегда найдет силы и средства, чтобы наказать обидчика. Так было, есть и будет!

— Это и позволяет надеяться на успех нашего дела!

— Значит, завтра в полдень, — сказал отец Сергий, прощаясь.

— Да, в двенадцать, — подтвердил штабс-капитан. — Времени осталось мало, мне надо успеть в Загорье, а мы еще не до конца выяснили некоторые вопросы…

Вопросы были такими: как поступить с руководителями и наиболее активными последователями новой власти. Речь шла не об их судьбе — она была предрешена, — а именно о том, как осуществить их физическое уничтожение.

Гоглидзе предложил это сделать ночью, пройдя по домам, но Добровольский — и его поддержали другие — категорически возразил:

— Это должно стать не бандитским налетом, а политическим актом, совершить который необходимо открыто, на глазах у народа. В противном случае их смерть может принести иной результат: из преступников они превратятся в великомучеников. Надо учитывать своеобразную психологию простого люда.

— Плевать на психологию! — продолжал горячиться ротмистр. — Оставьте ее министрам, юристам и прочей штатской сволочи, а мы люди военные, нам незачем задумываться над тем, что делать и как делать, надо просто делать!.. Вы пожалеете о своем гнилом либерализме!

Все уже собирались расходиться, когда в комнату ворвался Смирнов.

— Господа, вы слышали?.. Вы слышали, господа?.. Это невероятно… Уму непостижимо… — Он тяжело, словно теряя последние силы, бросился в кресло. — Доктор сказал, что безнадежно… А он все молчит и молчит…

При последних словах Гоглидзе и Добровольский переглянулись.

— Нет, господа, это невероятно… просто невероятно, — бормотал плачущим голосом поручик, жадно раскуривая папиросу. Пепел падал на помятый китель.

— Почему невероятно? Очень даже вероятно, когда у отца такой сын! — Гоглидзе, не тая презрения, смотрел на Смирнова. — Где вы были в тот день? Пьянствовали! Вы и сейчас пьяны! Вы посмотрите на себя, посмотрите на кого вы похожи: лицо опухло, под глазами мешки, веки красные, хуже старика, тьфу!

— Но господа, такое несчастье… я, не скрою, часто ссорился с отцом, — Смирнов переводил взгляд с одного на другого, — но ведь это отец! Поймите! Неужели ничего нельзя было сделать, чтобы не допустить… отвратить…

Добровольский, не выдержав вопрошающего взгляда поручика, отвернулся. Изменить действительно ничего было нельзя. Когда Гоглидзе в последний раз предложил Смирнову-старшему присоединиться к выступлению против Советов, тот без раздумья отказался.

«Деньги я вам дал, оружие тоже, сын у вас, что вам еще надо! — кричал он, все более возбуждаясь. — И не пытайтесь меня запугать. Я — коммерческий человек, моя профессия — делать деньги, ваша — убивать, вот и давайте каждый заниматься своим делом!» — Почувствовав опасность, бросился к окну, но крикнуть не успел…

— Приведите себя в порядок, поручик, — произнес ротмистр и отвернулся от Смирнова. — Я все-таки думаю, что оружие надо переправить в город из монастыря на какой-либо постоялый двор, в трактир. Например, к Гребенщикову. Согласны?

— Оружием я займусь сам, — предложил отец Сергий. — Прибыть в монастырь для меня дело обычное, подозрений не вызовет, а предупредит…

— А предупредит Гребенщикова, — продолжил штабс-капитан, — Елизавета Дементьевна.