Не навреди ему

– Первым делом надо перетрясти все заявления о пропавших людях за последние несколько дней. Если ничего не найдем, попросим сделать фоторобот и повесим в соцсетях. Будем надеяться, кто-то ее узнает и сообщит нам. Хочу знать, как ее зовут, уже завтра к утру.

Я слышу, как за моей спиной щелкает камера, и оборачиваюсь. Белый тент освещается яркими вспышками, команда фотографирует каждую царапину, каждый волосок. Кусок ткани на входе в тент на короткое время приподнимается от ветра, и мне становится видно лицо жертвы. Глаза у нее широко раскрыты: она пытается что-то найти, она умоляет о чем-то.

– Она не такой человек, чтобы связаться с дурной компанией. Надо узнать, кто она и как, черт побери, здесь оказалась.

9

Марго

Пятница, 5 апреля 2019 года, 09:09

У меня осталось меньше восьми часов, чтобы вернуть Нику деньги.

Глаза у меня сухие как песок – я полночи провела, пытаясь придумать, как мне выйти из положения, но только зря потратила время: точно не смогу вернуть Нику долг сегодня к вечеру. Я даже молоко не могу себе позволить, не то что вернуть двести с лишним фунтов. Деньги Карин ушли на оплату телефона и коробку картошки фри. А еще ведь надо заплатить за квартиру, оплатить счета, есть. Сэнди звонила сегодня уже два раза по поводу арендной платы, но у меня не хватило духу ей ответить.

Я молча раскладываю инструменты доктора Джонс в том порядке, в котором они ей понадобятся на утренней операции: скальпель, осциллирующая пила, ранорасширитель для грудной клетки, щипцы, ножницы, иглодержатель, нить для зашивания, – отмечая их в списке. На другом конце операционного стола Бэт, помощница второго хирурга, раскладывает инструменты для извлечения бедренных вен, которые после специальной подготовки будут использованы для шунтирования. Карин уже два раза проверила аппарат искусственного кровообращения.

Всего два дня назад я проклинала все эти рутинные операции. Мне хотелось чего-нибудь посочнее – пересадки или пластики клапана после внешних повреждений, – все остальное я наблюдаю каждый день в течение пяти лет. Но сегодня я чувствую облегчение. Когда у меня нет уверенности ни в чем другом, приятно ассистировать на операции, которую я хорошо знаю.

– Поменяйте местами щипцы и ножницы, – говорит у меня за плечом голос доктора Джонс.

В операционной так тихо, что я подпрыгиваю от звука ее голоса.

Обычно она так рано не появляется, а ждет, когда пациента усыпят и прикатят, прежде чем почтить нас своим присутствием. Это не единственная странность: сегодня она еще и выглядит хреново.

Даже за маской и защитными очками видно, что она не спала полночи. Глаза у нее опухли и налились кровью, и если кому-то хватает смелости с ней заговорить, то она огрызается. Ее что-то сильно напрягает, и это отстойное настроение заражает всю операционную. Краем глаза я вижу, что Бэт кладет каждый инструмент на место с преувеличенной осторожностью, в ужасе оттого, что какой-то из них может звякнуть и ей достанется неприязненный взгляд доктора Джонс.

Я сдерживаю зевок под маской. Когда мне наконец удалось заснуть, я почти пожалела об этом, потому что в голове у меня повторялся один и тот же кошмар: я бежала по больничным коридорам, роняя изо рта собственные зубы, которые со звоном падали на линолеум позади меня. Стоило мне позвать на помощь, как я начинала давиться зубами. Я бежала, пока не выпал последний зуб, а потом обернулась и увидела, что за мной по следу из зубов идет Ник. Сон всегда кончался тем, что он меня хватал, но я просыпалась ровно в тот момент, когда он разворачивал меня к себе.

Несложно догадаться, почему мне это снилось.

Я не могу взять еще один микрокредит. Из-за их высоких процентов и штрафов за просроченную выплату я и оказалась в такой жопе в первый месяц, когда не смогла заплатить за квартиру. Я уже дошла до лимита по кредитной карте, а кредитная история у меня такая плохая, что, если бы я позвонила в банк и попросила дать мне кредит или увеличить лимит, они бы хорошенько поржали, прежде чем повесить трубку. Я бы сходила в местный продовольственный фонд, но боюсь, что меня узнает пациент. Кэлвин точно тогда начнет меня подозревать.

Я могла бы сказать Нику, что беременна. Может, он тогда меня не тронет.

Но в глубине души я думаю, что ему все равно.

Открывается дверь операционной, и завозят пациентку под наркозом. Судя по ее медкарте, ей сорок четыре года, у нее ярко-рыжие волосы и лицо, замороженное дорогими противовозрастными процедурами: неестественно большие скулы, губы словно опухшие – все это ломает симметрию ее лица. Но мое внимание приковывает кольцо с гигантским бриллиантом у нее на пальце, сверкающее под люминесцентными лампами. У меня изо рта испаряется вся слюна.

– Подождите, – говорю я. – У нее кольцо на пальце.

– Что? – резко спрашивает доктор Джонс.

Я показываю на левую руку пациентки.

– Господи. Нельзя, чтобы у нее было кольцо в операционной. Медсестры должны знать.

Я не могу отвести от него глаз.