Не лги мне

– Нет! Не пойду.

– Зак, нельзя пропускать занятия. Давай, пора одеваться.

– Нет! – Зак попятился, швыряя обувь на пол.

Вздохнув, я уперла руки в бока. Таким встревоженным брат не был с прошлого Дня благодарения, когда его вывел из себя неожиданный выходной посреди недели.

– Что не так? Ты не заболел? – спросила я, пытаясь понять причину внезапного отклонения от обычного распорядка.

– Заболел, – повторил он.

– Где болит?

Он хлопнул себя по лбу внутренней частью запястья – так сильно, что остался красный след.

– Голова болит?

– Голова болит.

Я глядела на него, прикусив губу. Слова Зака вовсе не подтверждали плохое самочувствие – скорее всего, он бездумно повторял. Люди с тяжелой формой аутизма нередко прибегают к эхолалии – либо повторяют последнее услышанное слово, либо твердят одно и то же независимо от ситуации.

Если Зак действительно плохо себя чувствовал, то что именно у него болело и почему? Надо ли обратиться к врачу? Или он просто не желал никуда идти? Порой ему хотелось посидеть дома, посмотреть телевизор и поиграть в лего – он ничего не строил, просто гремел деталями в ведерке или часами напролет перекладывал их из одной руки в другую. Разве Зак не имеет права, как все остальные, сам решить, чем ему заняться?

– Сейчас вернусь. – Я вышла из его спальни, чтобы узнать мнение Ба.

Та расхаживала взад-вперед по гостиной, бормоча что-то себе под нос.

– Зак сегодня сам не свой, – сообщила я. – Как думаешь почему?

Она испуганно вскинула голову:

– Кто?

– Зак. Он расстроен.

Бабуля смотрела на меня странным, отсутствующим взглядом:

– Какой Зак?

Грудь обожгло от ужаса: мне еще не доводилось видеть ее в таком состоянии. Однако я подавила короткую вспышку эмоций и, осторожно приблизившись, взяла ее за руку – легкую, с морщинистой тонкой кожей.

– Идем на кухню, я заварю тебе кофе и дам таблетки.

Она покорно последовала за мной и уселась за стол. Я заглянула в шкафчик с лекарствами и порылась в плетеной корзинке. Ее пузырек с таблетками исчез. Я выгребла хлам из нижней полки, на случай если он выпал из корзинки, – тщетно. У меня сердце ушло в пятки. Может, бабушка их выбросила? Кинувшись к мусорке, я принялась рыться в куче отходов – не самое веселое начало дня. Наконец пальцы наткнулись на янтарный флакон, заляпанный жиром от бекона.

Выпрямившись, я строго посмотрела на Ба. Впрочем, у меня не хватило духу отчитать ее. Может, она выбросила лекарство случайно? Ополоснув баночку, я включила кофеварку и вернулась к корзинке, где взяла таблетки Зака и оцепенела – вчерашняя доза все еще лежала в коробочке. Как же так? Я напрягла память, вспоминая вчерашний вечер: мы все вместе смотрели телевизор в гостиной, Ба пошла за лекарством для Зака, но… Да, точно, по пути она забыла, зачем шла.

Меня обожгло чувство вины – нужно внимательнее за всем следить. Теперь сама буду выдавать таблетки. Неудивительно, что Зак не в себе; странно вообще, как ему удалось заснуть. Придется звонить его врачу.

Что ж, сегодня никаких занятий – в таком состоянии Зак будет только мучить и персонал, и других посетителей. Пусть лучше посидит дома, поиграет в лего, сколько душе угодно, пока не восстановится нормальное самочувствие.

Созвонившись с врачом, я усадила Ба с Заком в гостиной и включила фильм, вручив им миску попкорна в надежде успокоить их любимым развлечением и дать себе передышку. Затем села на стул в кухне и уронила лицо в ладони, чувствуя себя ужасно подавленной и неспособной позаботиться о людях, которых любила больше всего на свете. День не задался с самого начала.

Внезапно в дверь зазвонили, и я испуганно вскинула голову. Теперь-то что? Бросившись к выходу, я обнаружила на пороге помощника шерифа Блэкуэлл с мрачным выражением лица.

Час от часу не легче.

– У вас найдется пара свободных минут? – спросила она. Ее взгляд скользнул к Ба и Заку, сидящим на диване. – Можно поговорить на крыльце.

– Хорошо. – Я закрыла за собой дверь, и мы уселись друг напротив друга в креслах-качалках. Неужели нашелся преступник, забравшийся в мою комнату?

– Я пересматриваю старое дело Кормье, и у меня возникло к вам несколько вопросов.

Разговор приобрел неожиданный поворот.

– Согласно моим данным, вы много времени проводили в доме Кормье. Знаю, что вас допрашивали. Возможно, спустя столько лет ваши показания изменились или у вас есть дополнительная информация, которая пролила бы свет на исчезновение семьи? Например, у матери был ревнивый любовник…

– Нет! – возразила я, покраснев от возмущения. – Очень сомневаюсь.

– Почему?

– Она обожала мужа. Никогда и слова плохого о нем не сказала.

– Он довольно часто отлучался, путешествовал между Энигмой и Мобилом, встречался с клиентами со всего юго-востока.

Я выпрямилась:

– Думаете, я лгу? Для чего? Я была влюблена в Дикона, и мне правда нравились его родители. Будь у меня хоть какая-то полезная информация, тогда или сейчас, я сразу сообщила бы полиции.

Блэкуэлл подняла ладони, словно успокаивая вздыбившуюся лошадь:

– Я вам верю!.. Но городок маленький, и за прошедшие годы до вас наверняка доходили слухи о романе миссис Кормье на стороне.