Не измени себе

Хорошо рассказывать об удачах, хуже, когда вспоминаешь о неприятностях. Как говорится, я опять стал поперек дороги. На этот раз заведующему госпиталем Краковскому. Он был неплохим специалистом в области сердечно-сосудистых заболеваний, а я (так, видимо, он считал) начал "затмевать" его авторитет. В "его" госпитале, без "его" согласия, решением горкома партии мне выделили еще одну палату и процедурную, увеличив общее число коек до шестидесяти. Однако более всего его нервировали разговоры о моем методе, а главное - нескончаемое паломничество людей, направляющихся ко мне на консультацию.

Разумеется, я это осознавал и поэтому старался держаться подчеркнуто скромно и незаметно. Мне очень не хотелось вновь куда-либо перебазироваться.

К сожалению, человеческая подлость иногда эффективнее дипломатии.

В облздравотдел поступило анонимное письмо. Меня обвиняли, что я занимаюсь необоснованными экспериментами, которые угрожают здоровью пациентов. "В век научно-технического прогресса, - возмущался анонимщик, - в то время, когда весь советский народ единодушно радуется пуску в эксплуатацию первой в мире атомной электростанции, С. И. Калинников грубо и беспардонно попирает самые элементарные правила медицины, в частности, производит хирургическое вмешательство при остром остеомиелите". (Имелся в виду случай со Светланой.)

Незамедлительно явилась комиссия. Она убедилась, что в результате операции загнивание кости у девушки прекратилось.

Меня спросили:

- Каким образом?

- Точно не знаю. Вероятно, при наложении аппарата создается своеобразное биологическое поле, которое и препятствует загниванию.

- Но ведь вы опасно рисковали!

Я пояснил:

- Во-первых, я произвел много удачных опытов. А во-вторых, извините, без риска нельзя кататься даже на карусели. Тем более быть хирургом. Что касается конкретно Светланы Н., то риск равнялся нулю - она прибыла с рекомендацией на ампутацию конечности. Главное в другом: я считаю, что многие медицинские постулаты безнадежно устарели. И чем скорее мы поймем это, в первую очередь врачи, тем лучше будет для больных...

Проверяющие уехали от меня неудовлетворенными. После них прибыла заместитель заведующего Сурганским облздравотделом Ломова. Она полностью соответствовала своей фамилии - крупная, широкоплечая, с громким голосом. Однако оказалась вдумчивым, симпатичным человеком.

На протяжении недели она спокойно разбиралась во всем. И по-настоящему заинтересовалась моим методом.

Прощаясь, она сказала:

- Работайте спокойно. Чем смогу, помогу. Надо подумать о вашей базе - с такой далеко не уедешь.

Больные беспрерывно прибывали. Пора было обзаводиться помощниками, людьми, которые бы верили в мой метод.

Первого мне прислала Ломова. Закончив Саратовский мединститут, он прибыл в Сургану по распределению. Звали его Володя Полуянов - двадцати двух лет, физически очень крепкий. Обо мне, о моем методе он уже кое-что слышал, но особого желания специализироваться в области травматологии и ортопедии не имел - его привлекала внутриполостная хирургия.

Я предложил ему поработать у меня временно.

Через два месяца работы он влез в мой метод, как в вар, увяз и не захотел уходить.

С Володей мне повезло сразу. Я наконец обрел человека, с которым мог делиться замыслами, сомнениями и идеями.

Через год жена Володи Полуянова собрала свои вещи и уехала обратно в Саратов. В какой-то степени ее можно было понять: Сургана в то время был более чем скромным городом, а к этому еще надо присовокупить примерно такое же жилье, как у меня, да не очень большую зарплату мужа.

Тут мне хочется отвлечься вот на что: ученых, изобретателей, в общем, всех людей, одержимых своим делом, почему-то нередко изображают как фанатиков и, вроде бы преклоняясь перед ними, про себя жалеют. Неверно! Фанатизм связан с муками и страданиями. И чаще всего с бессмысленными. Ученый, исследователь, если он настоящий, прежде всего эгоист. Причем в высшем смысле этого слова самое большое наслаждение он получает не от изысканнейшей пищи, вина и прочих недолговечных материальных атрибутов, которые ему, кстати, тоже не чужды, - а от познания. Природа похожа на бездонную бочку - сколько будут существовать люди, столько они будут пытаться расшифровать ее сущность. Посему наслаждение ученого так же длительно, как вся его жизнь.

Другой мой последователь, Валерий Мохов, отыскался на республиканской конференции травматологов и ортопедов. Оказывается, три года назад, когда я еще не думал об учениках (в моем распоряжении тогда имелось всего десять коек), Мохов побывал у меня на двухнедельной практике. Заразившись идеей нового метода, он вернулся в свой городок и после окончания мединститута стал применять аппарат при самых простейших случаях. У Валерия не было последовательного представления о новой методике, действовал он почти вслепую, но даже при таких обстоятельствах ему удалось получить несколько неплохих результатов.