Не измени себе

Планка, естественно, слетела, но я не пожалел об этом - я вновь был недалеко от успеха.

Мы выступали в самых разных городах Японии: Токио, Осаке, Нико, Иокогаме. Зрителей присутствовало очень много.

Эта страна оказалась совершенно иной, но не менее интересной, чем Америка. Здесь все выглядело необычно: создавалось такое впечатление, словно ты попал на другую планету.

В Японии мы совершенно неожиданно подружились с Кисловым. Помог этому случай.

Как-то среди ночи (наши гостиничные номера находились рядом) Кислов сильно, судорожно застучал кулаком в стену. Спросонья я ничего не понял. В одних трусах я бросился к нему и при свете ночника увидел его распластанного на постели.

- Ванну... - чуть слышно выговорил Кислов. - Горячую ванну...

Он был бледен и, видимо, не мог шевелиться.

- Почки... - с трудом выговорил он.

По его стиснутым губам, по побелевшим пальцам я ощутил остроту его боли. Побежал в ванную, наполнил ванну теплой водой, затем взвалил его к себе на спину, опустил в воду. Сам сел рядом.

- Может, врача вызвать?

- Нет, нет, - замотал головой Кислов. - Нет... и ребятам не говори. У меня это впервые. Пройдет. А если врача, так вообще... Какой я главный тренер, если с командой ездить не смогу?

Со следующего дня я стал фактическим руководителем нашей делегации. Кислов отдал мне все деньги, документы, поручил договариваться с японцами обо всех предстоящих поездках и выступлениях. Сам Кислов еле стоял на ногах, особенно мучительными для него были переезды из города в город. Однако держался он стойко.

Обратно домой мы летели той же дорогой - через Индокитай и Индию. Для Кислова перелет был настоящей пыткой. В Москву он прилетел еле живой. С аэродрома я позвонил его жене, чтобы она вызвала "скорую помощь". Когда мы подъехали к дому, санитарная машина уже ждала, чтобы забрать его в больницу. Впоследствии Кислов подлечился, и мы побывали с ним еще в четырнадцати странах.

Вскоре я вновь отправился в Америку, в Пало-Альто, на очередной матч США СССР.

Ника Джемса я скоро обыграл и остался один в прыжковом секторе. Мне предстояло бороться только с планкой.

Я попросил установить два метра двадцать шесть сантиметров.

Пока поднимали и промеряли высоту, я отошел в сторону и лег на траву. Снизу было хорошо видно, как надо мной нависла огромная, стотысячная чаша людей. Все зрители нацелились взглядами в единственное место - туда, где я лежал. Мне сразу стало тяжело. Я попробовал думать только о сыне... Вчера ночью пришла телеграмма: "Я родила сына. Людмила".

Я встал... В тишине на электрическом табло чуть потрескивала надпись: "226. Дмитрий Буслаев. Первая попытка".

Начал моросить мелкий противный дождик. Тщательно, не торопясь, я вытерся тренировочным костюмом и прошел к началу разбега. На бровях у меня, вперемешку с потом, скапливались крошечные капли, стекали по щекам. Одна попала в глаз. Я зажмурился и отвернулся от прыжковой ямы. Стадион, затаившись, наблюдал за каждым моим движением.

Глубоко набрав грудью воздуха, я наконец встряхнул бедром толчковой ноги и побежал.

Тут же я увидел себя со стороны, словно бежал не я, а кто-то другой. Беспристрастно наблюдая, я не мог уловить в его разбеге, отталкивании и взлете каких-либо огрехов. "Перелетит", - сказал я.

И - перелетел!

Зрители вскочили с мест и принялись неистово размахивать руками, газетами, бросать вверх шляпы, панамы, кепки. Я ничего не слышал, меня оглушила собственная победа.

Только потом в сознание ворвался рев трибун. Точно из-под земли возник Скачков, ткнулся мне губами в ухо. Меня оторвали от него и так подкинули вверх, что я обмер. Зрители прорвала заслон полицейских и лавиной понеслись в сектор. Зажатый со всех сторон, я не мог пошевелиться. Я громко закричал:

- Шипы! У меня шипы!

Несколько человек уже корчились от боли, потому что меня беспрерывно толкали из стороны в сторону, и я наступал на ноги.

На мне начали рвать майку, в один миг от нее остались клочья.

Неожиданно под меня кто-то подсел и, перекинув через плечо, стал, как тараном, пробивать моим телом эту безумную людскую кашу. Это был Кислов.

Вырвавшись из кольца, мы помчались навстречу шеренге полицейских. Пропустив нас за спины, полиция грудью стала сдерживать набегающую лавину публики.

Я посмотрел на Кислова: из носа у него текла кровь. Он облегченно улыбнулся.

- Слава богу... Живы!

Дома, в Шереметьеве, мне не дали сойти с трапа, подхватили на руки и понесли через все летное поле к машине. Над головой я держал "Золотую каравеллу" - приз лучшего спортсмена мира.

КАЛИННИКОВ