Не измени себе

Я отвечал: "Мой аппарат нельзя надевать как чулок, раз и навсегда заведенным способом. В природе нет одинаковых рук и ног. Каждый хирург обязан подходить к больному индивидуально. И, сообразуясь с этим, накладывать ему аппарат".

Возражали: "Не получать же всем нам специально ради вашего метода еще и техническое образование!"

Про себя я подумывал: "А почему бы и нет? Ни одному хирургу оно бы не помешало!"

После постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР "О мерах по дальнейшему улучшению медицинского обслуживания и охраны здоровья граждан СССР" характер возражений моих противников изменился: "Ну, допустим! Допустим, что человеческую кость действительно можно удлинить на шесть-восемь сантиметров. Но чтобы посредством этого же способа выправлять горбы, ликвидировать врожденные вывихи тазобедренных суставов - это уж слишком!"

У меня ком вставал в горле.

"Господи, да какие шесть-восемь сантиметров? Это было еще шесть лет назад. Теперь у нас есть больной, которому мы нарастили восемнадцать сантиметров! И это не предел!"

И все-таки сторонники метода начали появляться. Одни благодаря большому количеству излеченных пациентов; других я привлек своими постоянными выступлениями на конференциях; третьи и в самом деле стали убеждаться в перспективности нового направления; четвертые, безразличные к идее, просто сочувствовали мне, как человеку, который вот уже около восьми лет что-то такое доказывает, но, видимо, так никогда и не докажет, - и так далее и так далее...

С одной стороны, стало вроде полегче, с другой - сложнее. Почему?

Раньше было проще:

"Нет, и все! Не признаем!"

Теперь таких "откровенных" поубавилось. Появились "молчальники" - сидит себе, слушает и молчит. Поди узнай, что у него на уме?.. Или, например, "сочувствующие лицемеры" - в глаза тебе одно, за глаза - подножку...

Более всего я стал побаиваться "сочувствующих воров"... Один такой, молодой, с горящими глазами, воодушевленный идеей мехода, буквально влез мне в душу и во всех деталях расспросил об одной из модификаций аппарата, которую я только начал разрабатывать.

На конференциях меня особым вниманием не баловали. От подобной заинтересованности у меня, как говорится, "сперло дыхание" - этому Шамшурину (такая у него была фамилия) я выложил часть очередных задумок. Через полгода он представил "свой" аппарат на получение авторского свидетельства. Суть моей новой конструкции Шамшурин схватил лишь в общих чертах, а детально разработать не сумел. Но самым удивительным было не то, что он украл, а то, что этот Шамшурин моментально получил на него авторское свидетельство. Более того, "свою модификацию" ему удалось внедрить в столичных травматологических институтах. Как и следовало ожидать, "изобретение Шамшурина" особым успехом пользоваться не могло. Тяжелым больным "его" аппарат помогал как мертвому припарки...

У кого из нас не встречалось на пути подлецов, у всякого. И все же: не "бог с ними", а "бог - с порядочными!" - иначе бы мы не совершили в своей жизни ничего полезного.

Например, такая личность, как Зайцев. Моложе меня на шесть лет, уже профессор, автор нескольких толковых изобретений, он произвел на меня впечатление человека энергичного, а главное - прогрессивного, бесстрашного. На последней республиканской конференции он призвал ученых внимательнее относиться ко всему новому, не отказываться одним махом от незнакомого и непривычного. Плохое, оно рано или поздно проявятся, а вот зерна хорошего нередко можно и пропустить.

О моем методе Зайцев, правда, не упомянул, но зато в перерыве на виду у многих он пожал мне руку и сообщил, что, по его мнению, то направление, которым я занимаюсь в травматологии и ортопедии, крайне интересно. Ему бы хотелось встретиться со мной еще раз и поговорить более обстоятельно.

Зайцева назначили директором одного из крупнейших травматологических институтов. Мы встретились у него в кабинете. Он подробно расспросил меня о сложностях, которые я испытываю, поинтересовался моими предложениями. С сожалением он признал:

- Главная наша бесхозяйственность не в досках, которые гниют, и не в станках, что ржавеют, - в человеческих талантах. К ним мы порой относимся как к сорной траве, которая растет подле дороги. Вот главный убыток для государства!

Под конец беседы директор пообещал мне полную поддержку.

Сообщая Зайцеву о том, что мои дела понемногу пошли в гору, я имел в виду недавнее заседание коллегии Минздрава РСФСР. Дело в том, что двумя неделями раньше в Москве побывала Ломова с годовым отчетом. Она доложила, что из всех врачей области у меня самый высокий процент выздоровлений. (В два раза больше.) Ломову попросили объяснить причину подобного успеха, что она и сделала. Об аппаратах, о новом методе некоторые представители министерства услышали впервые. К тому же Ломова со свойственной ей прямотой (как врач и коммунист) выразила возмущение по поводу упорного нежелания некоторых ведущих травматологов и ортопедов признавать перспективное новшество доктора Калинникова. В результате я был вызван в Москву.