Иллюминаторы в пассажирском салоне космического «челнока» были слишком малы, чтобы Тони мог в полной мере оценить величественную красоту орбитальной колонии. Издалека эта цилиндрическая конструкция походила просто на пивную банку, на одном из торцов которой, словно лепестки ощипанного ветром цветка, располагались три секции направленных на Солнце зеркал. Потом Тони различил начинавшиеся от основания каждого зеркала цепочки прямоугольных окон, сквозь которые отраженный солнечный свет попадал внутрь станции. Когда же «челнок» подлетел совсем близко, он разглядел и поддерживавшие зеркала тросы, и управляющие тяги, и массивные теплоотводящие радиаторы, и смонтированные на обшивке хранилища, и воздушные цистерны и защитные кожухи контрольного оборудования. Спустя еще какое-то время мимо иллюминатора медленно проплыло стыковочное кольцо, в центре которого виднелся люк переходного шлюза. Люк был герметично заперт; он должен был открыться и пропустить на станцию прибывших с Земли пассажиров только после того, как специальные датчики подтвердят надежность стыковки.
Чем ближе подлетал «челнок», тем больше деталей мог рассмотреть Тони, однако охватить взглядом всю станцию ему никак не удавалось, и дело было не только в размерах иллюминатора. Орбитальная колония была по-настоящему огромна: ее диаметр составлял около двух километров, а длина – свыше пяти. Внутри этого гигантского цилиндра, обращавшегося вокруг земли по четырехсоткилометровой орбите, было достаточно места, чтобы сто тысяч человек могли жить на его внутренней поверхности в достаточно комфортных условиях. А по сравнению с тем, что творилось сейчас на Земле, это место и вовсе можно было считать райскими кущами.
С орбиты Земля, впрочем, выглядела как обычно. Ее океаны по-прежнему были голубыми, а облака – белыми. Пожалуй, только специалист-метеоролог мог бы заметить, что облачный покров над континентами был слишком плотным. Кроме того, любой инфракрасный прибор сразу бы показал, что вода в океанах была почти на десять градусов теплее нормы. Тони, однако, реагирующие на тепло приборы были не нужны; он и так знал, что́ творится на поверхности его родной планеты. Чтобы вырваться оттуда, ему пришлось потратить немало сил, и он от души надеялся, что ему больше никогда не придется возвращаться в ад, который разверзся внизу.
– Она очень красива, правда?.. – спросила Тони привлекательная блондинка, сидевшая в соседнем кресле. На вид ей было тридцать с небольшим. У нее была безупречная светлая кожа, безукоризненно белые зубы и голубые глаза, а ее одежда стоила, наверное, больше, чем Тони мог заработать за год. Держалась она сдержанно, почти высокомерно: за весь полет блондинка не сказала и десятка слов, но сейчас, за считаные минуты до высадки, она, по-видимому, решила что ничем не рискует, если заговорит со смуглым, слегка взъерошенным итальянцем, случайно оказавшимся рядом.
– Кто красива? Земля или колония?.. – откликнулся Тони и тут же пожалел о своих словах. Впрочем, если они и показались женщине слегка агрессивными, она не подала вида.
– Пожалуй, и та, и другая, – проговорила она задумчиво. – Только они красивы по-разному. У Земли красота яростная, неистовая, буйная, а у этого орбитального убежища… Оно выглядит чересчур изящным. И чересчур хрупким, если на то пошло́.
– Мы делаем все возможное, чтобы станция была как можно более безопасным местом, – сказал он несколько напыщенным тоном.
– И все равно она остается не слишком прочной, – качнула светлыми волосами блондинка. – Я бы не стала класть все яйца в
Тони не нашелся, что ответить. Не то чтобы ему было нечего сказать, просто он не осмелился выразить свои мысли вслух.
Тем временем стыковочное устройство станции окончательно исчезло из вида, скользнув за верхний край иллюминатора, а еще мгновение спустя «челнок» ощутимо вздрогнул. Захваты станции зафиксировались на направляющих выходного пассажирского люка и притянули «челнок» к стыковочному кольцу, обеспечивая надежное и герметичное соединение.