И я попытался устроиться там как дома. Я старался забыть про Соню и лишь наслаждаться новой жизнью, но дни сменялись, она не звонила, и это лишь разжигало мое нетерпение. Чем это они там занимаются? Осмеивают мои недостатки? Я-то помнил, каково это – быть девственником-переростком, вечно казалось тогда, что все смеются за спиной. Вся моя прежняя неуверенность вернулась. Правда, Жанетт не позволяла мне впасть в депрессию, подобную той, которую пережила Мишель, однако это все-таки нелегко – обнаружить, что тебя выставила твоя единственная любовь. Я хандрил, бранился, швырял вазы в стенки и, только когда обнаружил, что подумываю, не пририсовать ли сверхновую на полотне «Звездной ночи», понял, что перебираю.
Оставалось или забыть ее, или завоевать заново… ну а поскольку с забвением не получалось, приходилось поднапрячь собственные возможности, чтобы снова завоевать ее. По-крайней мере, ресурсы у меня были.
Но как можно их использовать? Деньгами ее не удивить: она сама достаточно зарабатывала, да и соперник мой наверняка явился туда не с пустыми руками. Жанетт я казался куда более приятной личностью, однако для Сони это было не так очевидно. Ну, а во всех прочих отношениях мы были практически идентичны. Из того, чего у него не было, я мог предложить Соне только прошлое, пятнадцать лет совместной жизни. Эти годы много значили для нее, я не сомневался в этом, однако, пребывая в восторге от новой, более совершенной модели, она могла позабыть о былом.
Итак, следовало обратить ее к воспоминаниям. Заставить взгрустнуть о личности, прожившей рядом с ней столько времени. Как это сделать?
Ничего не приходило в голову. Я уже подумывал о том, чтобы обратиться за советом к Жанетт, однако отказался от этой идеи. В подобной ситуации трудно было бы найти более подходящего советчика, однако такого обращения она не заслуживала. И все-таки нужно было с кем-то поговорить.
С кем? Я здесь никого не знал. И кроме Жанетт встречался лишь с сорока девятью копиями себя самого, но на какую помощь с их стороны можно рассчитывать? Все они с Соней знакомы не были, а единственный, кто все-таки знавал ее, в результате выкинул номер похлестче, чем сверхновая на полотне шедевра.
Они-то с ней незнакомы. Мысль эта не исчезала. Ага. Тут я улыбнулся впервые за последние дни. Я уже обнаружил некоторые возможности.
В мусорной машине пахло молотым кофе и заплесневелыми фруктами. Я успел забыть этот запах, но на какой-то миг он напомнил мне давнишнее лето – еще до колледжа, когда я собирал мусор, чтобы скопить на плату за обучение. Кто же знал, что это была одна из узловых точек моей судьбы.
Я лихорадочно надеялся, что сейчас нахожусь в другой.
Версия моей личности, более привычная к подобному аромату, прыгала на ухабах вместе с задним бампером, тем временем я вел наш с ним грузовик по переулку за моим домом. Я вновь поглядел на часы. У нас было еще в запасе десять минут, как я и хотел. Настоящий, по расписанию, мусоровоз был еще в нескольких кварталах отсюда, значит, Соня сейчас еще на теннисном корте. Она вечно жаловалась на чертова мусорщика, портившего ей всю игру своим грузовиком, однако обнаруживала упрямство и доигрывала до последней минуты. Я улыбнулся при виде нашего дома. Никто другой во вселенной – во всех вселенных – не знал об этом.
Тут она и была, руки в боки, совершенно взволнованная. Я загляделся, но вовремя увильнул от мусорных баков и остановил грузовик. Мое альтер эго соскочило с бампера и потянуло к подъемнику первый бак.
Я же, протянув руку, поправил зеркальце, чтобы видеть ее, оставаясь незамеченным. Когда она осознала, что ее муж-мусорщик не обращает на нее никакого внимания, на лице ее отразились удивление, потрясение и наконец тревога. Сам я не сумел бы глядеть на нее столь отсутствующим взглядом, но у него-то не было никаких оснований для проявления чувств. Я не показывал ему ее фотографий, не говорил, какой из этих домов наш, так что узнавать ему было некого и нечего.
Нет, он, конечно, поглядел на нее, но как посмотрел бы просто мужчина на любую фотомодель.
Я уже видел, как у нее открылся рот, чтобы что-то сказать ему. А поэтому пару раз поддал газу и переключил мотор на кран. Мой двойник подцепил бак, тот взмыл вверх, опорожнился и со стуком опустился вниз. Отцепив его, он отправил бак на место, оставив второй для обычной машины, слез на бампер и свистом велел мне трогаться.
Она исчезла за соседним забором, неподвижная, как кукла, повешенная на гвоздь.
Геодезисту не пришлось особо трудиться. Во всяком случае, взять напрокат теодолит куда легче, чем мусорную машину, к тому же от него требовалось лишь выставить свою треногу на улице и дождаться, пока она проедет мимо. Мы с мусорщиком ждали в фургоне. Долго ждать не пришлось – распорядок ее дня я знал по минутам. В это время она посещала один из косметических салонов и загорала.