– Ну, странно, – жеманно согнув руку в локте, ответил Эдвард. – Я представлял себе все это как-то иначе: котлы, огненная лава. А у вас здесь холод собачий и даже черти какие-то обычные. Что это за ад такой?
– Такой ад, – обиделся за хозяина черт, – здесь грешники живут, как обычно, даже хорошо, только соседствуют друг с другом. Такое вот наказание, что совсем не расслабишься.
– Не знаю, – пожал плечами художник. – Странные какие-то у вас методы. Вот у Данте, там да, круги, пытки. А тут никакой натуры.
– Понималось бы тебе, какие методы использовать! – не выдержал хозяин ада. – Какого ты тут вообще делаешь? Приперся – не звали, трясешь тут своей кисточкой. Грешников пугаешь.
– Да не, – отозвался вдруг грешник, чуть повернув голову. – Этот чел меня совсем не напрягает. Рисует да рисует. Я вообще сначала думал, что это ваш эксгибиционист. Думал, вы мне так на нервах решили поиграть.
– Ты сиди, – рыкнул на него Брут, – пей молча свое горячее пиво.
– Ничего не горяч… Да ё… Ну и гады же вы, – грешник бросил банку на пол и обиженно вышел из дома.
– Я последний раз спрашиваю, – снова обратился Кочегар к художнику, – что вы здесь делаете?
– Что же здесь непонятного? – удивился Эдвард. – Я пишу картину.
– Я же говорил, – вставил Брут.
– Да тише ты, – одернул помощника Кочегар. – Ну-ну, продолжайте.
– Я пишу картину, свой автопортрет.
– В аду?
– Да, – согласился художник, – в аду. Так и назову потом – «Автопортрет в аду». Есть в этом что-то символическое.
– Почему голым? Хотя, знаете, что, мне все равно. Я, как главный в этом мире, настаиваю, чтобы вы немедленно покинули ад, – потребовал Кочегар.
– А вы знаете, – нашелся Эдвард, – глядя на вас, мне пришла в голову новая идея. Я назову ее «Ужас». Хотя нет, это слишком вычурно. «Крик»! Точно, я назову ее «Крик». Как вам?
– Мне плевать! – рявкнул Кочегар так, что затряслись стены. – Если вы немедленно не покинете ад, я буду вынужден принять меры. И поверьте, вам совсем не хочется узнать, на что способен хозяин ада в гневе.
– Да пожалуйста, – притворно обижаясь, ответил художник. – Не очень-то и хотелось. Тем более что и натуры у вас тут никакой нету. Я думал, что буду рисовать отражение языков пламени на своем теле, что будет страшная гнетущая атмосфера…
– Быстрее! – поторопил Кочегар. – А то я вам устрою атмосферу. Такую устрою, на десять картин хватит.
– Хам, – выкрикнул напоследок Эдвард и с шумным хлопком исчез.
– Ох уж мне эти художники, – проворчал хозяин ада. – Если другой турист такой же надоедливый, я с ним даже разговаривать не буду. Сразу отправлю его в клетку до выяснения. Пусть с другими зверями ютится.
– Боюсь, мастер, – начал черт, – с другим посложнее будет.
– Что, тоже творческий? – нахмурившись, спросил Кочегар.
– Не то слово, – скорчив скорбную мину, ответил Брут. – Еще какой творческий. Страху нагнал на весь поселок, что все грешники разбежались. А черти даже зайти к нему боятся. Но это не самое страшное.
– А что же самое страшное? – насторожился Кочегар.
– Кажется, он проваливается в какие-то более глубокие слои ада. Даже мы не понимаем этого процесса.
– Надо же, – удивился Кочегар. – А у нашего ада есть еще какие-то слои? Что же такого жуткого он совершил?
– Наверняка что-то ужасное, – шепотом ответил Брут. – Воистину страшный человек.
– Такой страшный, что даже тебя напугал? Интересно. Ну, скорее веди меня к нему. Я хочу видеть этого человека.
Глава 7. Новый дом
Человеку свойственно цепляться за быт. Тем более если он оказался далеко от дома. Тапочки, полотенце, любимый шампунь словно дарят уверенность, невидимой нитью соединяя странника с его далеким домом. Что говорить, если этот кусочек быта и есть сам дом.
У Ланы такой дом появился. И хоть Морт называл его «ведьминым», все равно это было лучше, чем ночевать на улице. К тому же Лану так и влекло к разным мистическим местам. И в этом месте она снова ожидала встретиться с чудесами, которых искала. Но дом оказался самым обычным: деревянный сруб с двумя комнатами, крыльцом и покатой крышей. Правда, был еще чердак, но ночью там делать было нечего. В любом случае путешественница решила разобраться во всем утром, когда будет свет и какое-то представление о том, что ей делать дальше. А сейчас она выпила молока и легла на жесткую, без перины, кровать. И хоть доски больно впивались в ребра, уснула Лана почти мгновенно, словно знала, что следующий день ей принесет массу новых открытий и эмоций.
А утро ее встретило ласковым светом, пробивающимся сквозь грязные окна лачуги. Лана встала с кровати и сразу вспомнила, на что потратила свои деньги. Молоко и сдобная булка ждали ее на столе. Не найдя стакана, Лана стала пить молоко прямо из крынки, запивая сдобу. Вдруг она заметила, что под ногами что-то прошелестело.
– Мама! – вскрикнула Лана и уронила крынку, которая, ударившись об пол, разлетелась на маленькие кусочки, окрашивая дощатый пол в белый цвет.