Не было бы счастья…

Парень вдруг вздрогнул, бросил на него безумный взгляд и, закрыв лицо ладонями, заплакал. Сначала тихо всхлипывая, а затем громче и громче с каким-то подвыванием и скулёжкой.

— Ну ты и мудила, Эдик… Мудила и урод! — с кривой улыбкой произнёс Олег, вытаскивая смятую пачку сигарет и глубоко затянувшись, чтобы унять дрожь в груди.

— Тот мальчик… тот мальчик… — давясь словами, бормотал Эдуард.

— Какой мальчик?! — крикнул Олег, разразившись отборной бранью, что до этого ни в какую бы не смог произнести без запинки. Пожалуй, саму Лизавету обставил.

— Мальчик на дороге… Он… он мертвый?

— Вот ты тварина. Живой мальчик, живее всех живых, как дедушка Ленин! — выкрикнул Олег. Нервное возбуждение сменилось какой-то непонятной наглой бравадой: слова выскакивали с издевкой, губы кривились в ухмылочке. Беспомощный взгляд Эдика словно подстёгивал на грубость вовсе Олегу не свойственную. Это было как с Лидой, когда ударил её по лицу и до конца сам не понял, что произошло. Он откинулся на спинку сидения и прикурил вторую сигарету. Эдик продолжал всхлипывать, уткнувшись в рукав своей шикарной джинсовой куртки.

— Хватит ныть. Все живы, слава Богу, — буркнул Олег. — Ты мужик или кто? Сказал, не скули, если ещё и машина цела, то считай, что ничего и не было. Свезло тебе, соплежуй генеральский.

Эдуард поднял голову и больными несчастными глазами уставился на Олега. Это происшествие в одночасье поменяло их местами.

— Пожалуйста… пожалуйста… Олег… Отвези меня домой. Я… я не смогу вести машину, — выдавил парень.

Олег провёл ладонью по лицу — выпить бы сейчас. Полбутылки водки без закуски влёгкую бы махнул попросту как лимонад «Буратино». Ладно, выбора всё равно нет, возвращаться же нужно. Оставить бы этого хлыща столичного посреди поля!

Увидав сына, Элла Александровна прижала пухлую руку к груди и заверещала:

— Эдинька, что случилось? Тебе плохо, мой родной? Что с ним, Олег, ему плохо?

Олег только сейчас разглядел, что у парня распух разбитый нос. Всё-таки успел о руль тюкнутся, придурок. Всю обратную дорогу он сидел, скорчившись на заднем сидении. Даже рядом с водителем сесть не решился, сыкун паршивый. Чего теперь генеральше-то говорить? Ну всё, пропала подработка, прощай поездки на хорошей машине и заманчивый город, до свидания. Но отвечать не пришлось. Эдик, страдальчески заведя глаза, плюхнулся на диванчик и забормотал:

— Мама, мы чуть не погибли! На нас летел грузовик с пьяным водителем. Он точно был пьян, его машина виляла по дороге как ненормальная! Да, Олег? Ты ещё сказал, вот виляет, датый он, что ли?

Олег растеряно приоткрыл рот и промолчал.

— Мамочка, он нёсся как ненормальный прямо на нас! Я даже испугаться не успел. Олег так ловко ушёл от столкновения. Мы были почти на волосок от смерти. Ты представляешь, мама, я мог умереть!

Элла Александровна побледнела, охнула, кинулась к сыну. Она целовала его лицо, плакала, причитала. Олег так и остался стоять посреди террасы, не зная, что делать: может уйти по-тихому? Ну их, чокнутая семейка, нда-а-а, однако ловкости сопляку столичному не занимать. Врёт на ходу, как по-писаному, аж завидно.

Он ещё несколько минут постоял в нерешительности, пригладил волосы, провёл рукой по груди, словно проверяя, застегнуты ли пуговицы. Захотелось есть, да и желание выпить не покидало, с тех пор как понял, что в живых остались. Но тут генеральша с полными слёз глазами кинулась к нему и, схватив за руку, быстро забормотала слова благодарности. Её речь прерывалась судорожными всхлипами и половину слов было не разобрать. Олег только и понял, что благодарят за спасение. Потом воспоминания об этом дне были путанными и нечёткими. Какая-то юркая сухощавая женщина вместе с Эллой Александровной собирали на стол. А вроде перед этим прибежала по звонку фельдшер Людмила Егоровна и осматривала Эдика и зачем-то Олега тоже, хотя он как мог отказывался и уверял, что у него и синяка пустякового нет и царапины плёвой не найдёшь. Но генеральша настаивала, бубнила что-то про сотрясение мозга. И как же она посмотрит в глаза Тонечки Князевой, если не позаботится о её героическом сыне? Потом кормили и поили чуть ли не силком, и Олег, видно, прилично набрался. Эдуард отключился раньше перед этим, успев-таки умоляюще посмотреть Олегу в глаза и приложить палец к губам. Мог бы и не надрываться: чего-чего, а трепливости за Князевым-младшим не водилось. Вспомнил, как порывался пойти домой, но встав со стула, качался и падал обратно. Хотел предупредить Лиду, но в их квартире телефона не было, а соседский он начисто позабыл. В итоге то ли он сам, то ли генеральша позвонили Лизавете. Как там что было дальше он вообще не помнил, хоть убей. Тьма полная. Проснулся от сильнейшей головной боли в квартире тётки. Господи, он же на работу проспал!

Олег подскочил на кушетке и охнул от боли: голова словно на части раскалывается. Еле разлепил глаза и сразу же встретился взглядом с бабаней.

— Что, внучек, поди, плохо тебе? А вот тазик рядышком стоит. Лизонька уходила, так и поставила.

— Я на работу проспал, бабань, — сипло выдохнул Олег.