— Мама, знаешь, я твердо решила, что ни на какой пикник не пойду. Мне это ни к чему. Зачем мне что-то выведывать о Майке? Не хочу. Если я ему нужна, он сам все вернет. А если нет, то ничего мне не поможет. Да и глупо это… Это только унизит нас всех. Не хочу, мама! Я не хочу этих унижений даже перед собой. Хоть я и заслужила, чтобы меня презирали, но… — Ася разрыдалась.
— Ася, Ася! Я требую прекратить это! Ты что, так и будешь себя казнить всю жизнь? Я требую прекратить эту казнь над собой. Посмотри, какая ты красавица. Ты сейчас уже другой человек. Ты обновилась душой своими страданиями. Твои мысли и устремления чисты и милосердны. Так что прекрати эти терзания. Я не желаю больше все это слушать!
Нонна от безысходности стала просто кричать на дочь и провоцировала со стороны дочки злобную реакцию в свой адрес, чтобы отвлечь ее от самобичевания. Ася не унималась. Тогда мать, стянув со своих джинсов ремень, гневно крикнула:
— Вот я сделаю то, что никогда не делала, когда ты проявляла ослиное упрямство. Я сейчас этим ремнем отстегаю тебя и…
Ася ошеломленно посмотрела на мать и вдруг разразилась хохотом. Нонна отшвырнула ремень на пол, села на постель и, обнявшись с дочкой, тоже стала хохотать. Они неистово долго хохотали до тех пор, пока этот истерический хохот не преобразился в рыдания, но рыдания не озлобленности и противостояния, а рыдания примирения, солидарности и облегчения души.
— Я разделяю твое настроение, дочка, — сказала Нонна, выбрав подходящий для разговора по существу момент. — Послушай, Асенька. А может, мы сами все накрутили-навертели? А может, Майк и вправду ремонт во время твоего отсутствия затеял, чтобы встретить тебя в отремонтированном доме и сделать предложение. Ведь и так может быть. Но в любом случае, ты можешь пойти на пикник и без особых ожиданий чего-то. Просто отдохнуть на природе, где музыка, вкусные запахи, люди. Ну и сам Джек, кузен Майка, приятный человек. Ну что ты будешь одна здесь сидеть.
Х Х Х
ЛИНА надела свой любимый "походный" комплект: черные джинсы, белый хлопчатобумажный облегающий свитерок, изящные, на низком каблучке черные туфли и не без волнения стала ждать звонка Майка.
Майк позвонил ровно в девять..
— О, май Гош (боже мой), Лина! — воскликнул он, увидев ее. — Я не перестаю удивляться, как свежо и молодо вы выглядите. Ну, кто скажет, что вы — мать четверых взрослых детей и даже бабушка! Это невозможно. — Майк расхохотался, потом заботливо спросил: — Вы бы хотели позавтракать?
— Нет-нет, спасибо, Майк, я уже позавтракала и готова следовать вашим советам о покупках, — ответила, дружелюбно улыбнувшись, Лина.
Они проехали несколько кварталов, и Майк остановился у таблички, расположенной на газоне в месте пересечения небольших улочек. На табличке красными чернилами большими буквами от руки было написано: "Estate sale" (распродажа имущества) и стрелка, указывающая направление.
— Хотите заглянуть? — спросил Майк, указывая рукой на табличку.
— А что это? — спросила Лина, пожав плечами.
— А-а! — засмеялся Майк. — Вы, очевидно, никогда такого не видели. Это у нас в Америке такая особенность, или, как сказать, — черта образа жизни. Мы привыкли бережно относиться к тому, что куплено, приобретено, вообще к вещам. Вот и принято, когда кто-то при переезде или просто в связи с "инвентаризацией" своего имущества хочет от чего-то избавиться, он устраивает распродажу прямо у себя дома или в гараже, и это называется "Garage Sale" (гаражная распродажа). В данном случае — это распродажа имущества в связи с переездом или по каким-то иным причинам, например, освобождения дома (в связи со смертью хозяев, может быть). Там могут быть очень интересные вещи, и совсем не дорого. Может попасться подлинный антиквариат. Посмотрим?
— Ну, если недолго, можно, — ответила смущенно Лина.
Они подъехали к большому, респектабельному одноэтажному дому, у которого было припарковано много машин. Прошли внутрь дома, в каждой комнате которого толпился народ. Всюду стояли покрытые белыми бумажными скатертями столы, на которых были расставлены предметы домашнего обихода: всех видов посуда, столовые приборы, вазы, безделушки, бижутерия. На всем были наклеены ценники, как и на мебели.
Лина внимательно вглядывалась в цены и не верила своим глазам. Например, очень красивый, антикварного вида журнальный столик — двадцать пять долларов. Большой белый стол для дачи (сада) из искусственного материала — пять долларов и т. п. Взгляд Лины упал на красивые посеребренные подсвечники, на которых стояла цифра: 2. Она переспросила Майка:
— Это что, цена?
Майк, склонившись над ней, с улыбкой ответил:
— Да, это цена. Они стоят по два доллара.
Лина так удивилась, что ей стало даже неловко. На одном из столов она обнаружила удивительно красивую, старинного образца фарфоровую чашечку с блюдцем. На ней стояла цифра пятьдесят.
— Это что, пятьдесят долларов? — спросила Лина у Майка, который заботливо следовал за нею.
— Нет, Лина, это — пятьдесят центов.