Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

— Звонит, но не каждый день. Он, по-видимому, тоже что-то вычисляет и решает для себя…

— Но ваш последний разговор, о чем он был?

— Да ни о чем, мама. Он подтвердил, что я могу ни в чем себе не отказывать и расплачиваться карточкой со счета, который он мне открыл.

— Вот видишь, видишь, — обрадованно ухватилась Нонна за этот факт, свидетельствующий о том, что Майк не собирается от тебя отвернуться.

— Ой, что "видишь", мамочка. Это тоже есть черта Майка. Я была на его содержании, и моя поездка входит в это содержание. Но главное другое… Он мне сказал, что затеял ремонт дома и что это даже хорошо, что меня там нет. Понимаешь, что это значит? Это значит, что этот дом, где я с ним прожила более года, он не считает нашим общим домом, в ремонте и обустройстве которого нужно мое участие. Это означает, что и после ремонта я там буду жить на тех же условиях… если вообще буду там жить.

— Знаешь, доченька, в таком случае ты можешь сюда вернуться и жить у нас. Все складывается: ты завершила дела быстрее, чем полагала, и пока у него ремонт, живешь у мамы. А там посмотрим. Я тебя умоляю, приезжай завтра же. Сколько бы ни стоил срочный билет, я оплачу. Приезжай, я тебя умоляю.

Х Х Х

ГЛАВА 4.

− Ну вот мы и снова вместе. Мы так рады!!

− А почему вы решили, что нужны мне, особенно ты, Душа? Уходи и не мешай мне жить спокойно.

− Как это не нужна? А слезы, твои слезы, разве это не признак того, что я тебе понадобилась. Каким образом без меня у тебя могут появиться слезы, которые всегда есть результат моей работы?!

− Не всегда, не всегда! Слезы могут быть просто от внешних воздействий, например, аллергия на что-то… Так что ты к моим слезам никакого отношения не имеешь. Мне ты не нужна, уходи, уходи, Душа, не мешай моему существованию.

− Ну сколько это будет продолжаться? Ты совсем губишь себя и отравляешь жизнь мне. Я задыхаюсь. Зачем же тебе было меня сохранять молодой, если я тебе не нужна. Как мне теперь жить дальше? На что мне употребить силы и неистраченные возможности? И смотри — еще может так случиться, что ты, Тело, оживившись, заиграешь. И тогда тебе понадоблюсь я, Душа. Но я засохну. И ты ничего не сможешь со мной сделать. Вот тогда я посмотрю на тебя… И никакая Мысль тебе в данном случае не поможет. Запомни это, Тело!

Х Х Х

ИНГА поднялась на второй этаж, в комнату "для родителей", которую Анюта обустроила по вкусу мамы, сразу же, когда она приобрела этот дом. Здесь, кроме большой двуспальной кровати, стоял небольшой кожаный диванчик, на который Инга прилегла после прогулки. Прежде с ней такое случалось крайне редко. Она никогда не любила отдыхать днем, тем более лежа на диване. Она считала, что чем больше человек лежит, тем более дряблым становится.

Сейчас Инга лежала на этом неприятном телу, ничем не накрытом кожаном диване не из-за физической усталости, не потому, что ей этого хотелось, а для того, чтобы мнимым желанием отдохнуть избавить себя от контактов с кем-либо, даже с внучкой. Месячное пребывание у дочери приближалось к концу, и она ощущала необходимость освободить Анюту от себя, так как ее мысли были заняты подготовкой в дальний путь. В это время раздался телефонный звонок. Ей показалось, что Анюта говорит с отцом, и ожидала, что она пригласит к телефону ее. Но голос дочки замолк, и через мгновенье она появилась на пороге.

— Мам, звонил папа, — сказала дочь скороговоркой, — спрашивал, все ли благополучно и не изменила ты своих планов о возвращении домой…

— А что он имел в виду? Я вроде бы не собиралась ничего менять. — Инга вдруг поймала себя на том, что сквозящим в ее тоне раздражением она может выдать что-то из своей драмы, и быстро сменила тон на шутливый. — Соскучился, видать, — произнесла она, презирая себя за фальшь.

— Конечно, мамочка! Именно так, — весело согласилась Анюта. — Он, судя по всему, был занят, потому просто передал тебе привет, не попросив тебя к телефону. И зачем ты лежишь здесь одна? Что-то на тебя это не похоже. Может, ты приболела? Но все равно расслабляться в лежке не следует. Ты же знаешь, что в Америке другая концепция выздоравливания. Здесь не рекомендуют отлеживаться в постели, как там, в СССР, было принято: чуть насморк — больничный на неделю. Здесь этого нет. Так что давай, мамочка, вставай. А то я папе нажалуюсь.

— Да что ты, Анюта, я не отлеживаюсь. Просто решила охладиться на этом кожаном диване. Все же жара сегодня невыносимая, а ведь это еще, по сути, весна. Ой, смотри, дочка, — сказала Инга, неуклюже поднимаясь с дивана. — Смотри, ты уже привыкла к жаре, а там, в России, будешь мерзнуть.

— Ой, мама, не ты ли говорила, что в Москве "у природы нет плохой погоды".

— Да! Что да, то да! Я любила Москву в любое время года и при любой погоде. Москва всегда была городом моей мечты.

— Ну так радуйся. Вот будешь ко мне приезжать…

Анюта подарила матери лукавую улыбку, которая осталась без ответа. Недовольная такой реакцией матери, она спросила серьезно:

— Ты, что ли, так переживаешь из-за нашей разлуки, что даже не в силах улыбнуться? Ну какая может быть разлука при современных средствах связи?