В гостиной пол был покрыт ковром, что заглушало звук шагов. Вернувшись, Соколов увидел обращенную к нему спиной Лину, которая стояла у окна… Он не мог вновь не восхититься ее фигурой, которая в облегающем тонком свитерочке со спины выглядела обворожительно. Уже не владея собой, он сделал стремительный шаг и обхватил ее за талию. Она повернулась к нему лицом и покорно отдалась ему во власть..
Х Х Х
НОННА налила себе стакан минеральной воды, присела к столу в кухне, и грусть засверлила ее сердце. Еще две недели назад она сидела с Асей, и так было тепло, хорошо, уютно с дочкой.
Ася позвонила лишь однажды, сообщив, что прилетела в Нью-Йорк, что у нее все нормально, чтобы мать не беспокоилась, и она сама будет ей звонить. И Нонна ждала, успокаивая себя, что ничего с дочкой плохого не случится.
А сегодня ее охватила страшная тревога. И она сама решила позвонить в гостиницу. Ася, к ее радости, была в номере.
— Асенька, почему ты не звонишь, что случилось? — сказала Нонна с нежностью.
— Извини мама, я понимаю, что заставляю тебя страдать. Но… мне плохо, мне очень плохо, мама… Мне очень плохо. Я не знаю, как мне жить. Я устала. — Ася зарыдала.
— А что, что, что случилось?
— А ничего не случилось, мама. Уезжая, я хотела проверить и свои чувства к Майку. Ведь все было так внезапно — мое соединение с Майком. Все это обрушилось на меня так легко, так просто. Из неустроенности я попала в райскую жизнь. Но мне нужно было проверить не только его чувства, но и свои. И, уехав, я поняла, что без него теперь мне все противно.
— Так может, тебе плюнуть на свое самолюбие и вернуться?
— Нет, мамочка.
— Но я не могу понять − почему, почему?
— Потому, что я нарушила основное правило взаимоотношений среди американцев. Это правило — уважение свободы друг друга, уважение свободы в принятии решений. А Майк понял, что я хочу ему навязать решение…
— Мне кажется, доченька, что ты излишне залезаешь в психологические дебри… Все проще.
— Нет, мамочка, наоборот — сложнее.
Нонна чувствовала, что ее сердце разрывается. И почему ее дочь, такая красавица, так несчастна. Она так неистово хочет любить, потому так неистово влюбляется…
— Асенька, хочешь, я к тебе вылечу прямо сегодня?
— Мама, это ничего не даст. Я хочу быть одна, нет, я вообще не хочу быть… Я после смерти Олега настроилась на служение людям, я решила отказаться от личной жизни вообще… Но тут Майк дал мне такую жизнь. Я хочу его. Я не могу без него. Мама, что мне делать?! — Ася рыдала, как ребенок.
— Доченька, доченька, я не могу тебя оставить в таком состоянии там одну. Бросай все и приезжай. Хочешь, я позвоню Майку, я с ним поговорю.
— Мама, что ты ему скажешь, что я его обманула и раскаиваюсь?
— Да, так и скажу. Он же человек, а не дубина. Есть же у него какие-то чувства к тебе?
— Может, я должна была проявить терпение и день за днем завоевывать его так, чтобы он уже не мыслил жизни без меня… Но я поторопилась. Я поторопилась, особенно после его поступка.
— Какого поступка, я ничего не знаю…
— Да, я не хотела тебе говорить тогда. Понимаешь, мы должны были идти на прием, которому Майк придавал большое значение, говорил, что там будут самые успешные и интересные люди. Он купил мне роскошное вечернее платье за две тысячи, по полторы тысячи сумку и туфли, за полторы тысячи накидку-пелерину, отделанную норкой… Он всегда мне покупал все дорогое, но не настолько, как в этот раз. Меня это заинтриговало, и это был один из немногих случаев, когда мне захотелось пойти.
И вот, буквально накануне, звонит его бывшая жена. Она ему сказала, что младший сын очень мечтает, чтобы отец присутствовала на его очень важном школьном матче по футболу. И что ты думаешь? Он без колебаний сказал ей: "О'кей" и поставил меня перед фактом, что мы не пойдем на этот долгожданный прием.
— Да, доченька, я тебя понимаю, — вставила Нонна. — Но ведь его можно понять.
— Конечно, можно, мама. Я не ревную его к детям. Но мне стало так больно, мама. Ведь и я могу ему родить ребенка. Но он этого не хочет. Так что же меня ждет?
— И что же ты ему сказала, когда он тебе сообщил, что вы не пойдете на прием?
— Когда он мне сообщил, что пойдет на футбол, я в тот момент отреагировала спокойно, доброжелательно. Но спустя часа два я ему сказала, что мне нужно съездить в Нью-Йорк по делам, которые я не завершила, когда уехала сразу после окончания колледжа. Я хотела посмотреть на его реакцию. Я решила, что если он мною дорожит, он что-то придумает, чтобы меня отговорить.
— Ну и что, как он отнесся? — с явным нетерпением перебила Нонна.
— А никак, мама, никак. Он так же доброжелательно сказал, что если нужно, я могу ехать и о расходах, связанных с поездкой, не беспокоиться. Я была растеряна от его реакции, но пути назад уже не было. И только когда я села в самолет, я все поняла. Я поняла, что он понял, что мой отъезд — это вызов с моей стороны, это ультиматум. И он мне прозрачно дал понять, что никаких вызовов и ультиматумов от меня не принимает, потому что мы ничем не обязаны друг другу…
— Но ведь он тебе звонит в гостиницу, справляется, как ты, что ты?