Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

Она купила билет, чтобы полететь к дочери, с одним только желанием — не быть дома, не смотреть в глаза мужу. Ей хотелось "зарыться" в маленькой гостевой комнате дома дочери, чтобы ни с кем, ни о чем не говорить. Она придумывала разновидности плохого самочувствия, которыми будет оправдывать свое желание лежать одной и ни с кем не общаться. Она не знала, что будет после посещения дочери, когда она вернется домой, она ничего не знала, ничего не хотела вычислять на будущее. Главное — это то, что сейчас, пока Анюта еще не уехала, у нее есть убежище. Причина для дочери и окружающих вполне объяснимая и понятная: мать хочет подольше побыть с ее семьей перед их отъездом в Россию.

Х Х Х

ЛИНА раздвинула шторы, и яркое "московское" солнце залило всю комнату веселым, радостным, даже, как ей казалось, торжественным светом. У нее было такое ощущение, что она как выпускница школы, получила аттестат зрелости и начинает самостоятельно осваивать мир. Она почти ничего не знала о нем, об этом огромном, разнообразном мире.

Все эти несколько дней в Москве в связи с подготовкой к поездке в Америку она пребывала в приподнятом настроении. Полтора дня, проведенные с Данилой Ивановичем, словно совершили какую-то революцию в ее душе и теле. Лина, как теперь ей было ясно, впервые в жизни ощутила в себе женщину. Она всегда была матерью, женой, домоправительницей, а после смерти мужа добросовестным "учащимся" на разных курсах, работником фирмы, но никогда не была женщиной как таковой… Она не успела ею побыть до замужества и не стала ею в семейной жизни…

И вот этот молодой мужчина, несмотря на то, что они так нелепо сошлись и расстались, совершил чудо, возродив ее. Лина стала по-другому смотреть на себя в зеркало, по-другому ходить по улице. Она чувствовала легкость и, если можно так выразиться, удовлетворенность своего тела, которое, словно ожив с помощью волшебного эликсира, играло каждой клеточкой и придавало необъяснимую радость душе.

С того новогоднего вечера она ни разу не пересекалась с Данилой Ивановичем, но постоянно ощущала, что все, что между ними произошло, никак не отразилось на ее работе негативно. Наоборот, она не могла не отметить, что ее положение в фирме только укрепилось. И это, прежде всего, подтвердилось теми полномочиями, которыми ее наделили в предстоящей поездке в США. Все ее контакты, связанные с командировкой, осуществлялись с вице-президентом Соколовым, с которым она сейчас находилась в Москве в связи с их предстоящей совместной поездкой.

Это был последний день перед вылетом в США. Лина приняла душ, надела черные облегающие джинсы, такого же цвета свитер, причесалась, навела макияж и, прежде чем пойти в буфет на завтрак, позвонила сыну, чтобы попрощаться и поблагодарить за внимание, которым он ее одарил в свободные часы. Окрыленная добрыми словами своего любимца, она подняла трубку, чтобы позвонить Соколову.

Пятидесятипятилетний невысокий, худощавый Шота Валерьевич и внешним обликом, и поведением являл единство и борьбу противоположностей. Дитя русского отца и грузинки матери, он получил необычное сочетание имени и отчества, характеристик внешности, черт характера, манер общения с людьми. При его густой черной, с небольшой проседью гриве, "выдающемся" носе и огромных губах от матери, светлая голубизна глаз и белоснежная кожа отца казались случайным совпадением, из-за чего его можно было одновременно считать и красавцем, и некрасивым.

Его взрывной характер, который порой выплескивался криком и оскорблениями подчиненных по поводу любой, даже малейшей погрешности в работе, странно сочетался с задушевностью и теплотой, с которой он откликался на их нужды и проблемы, даже не связанные непосредственно с работой. Текущая в его жилах горячая кавказская кровь проявлялась не только в каждом его движении, в каждой его позе, в манере разговаривать, но и в густом волосяном покрове его тела, который, как упрямые ростки травы между бетонными плитами, стремился наружу сквозь малейшую щелку между пуговицами на рубашке. И низкий, чрезмерно громкий голос никак не вязался с его невысоким ростом и худощавостью.

Про Шота Валерьевича говорили, что он где-то спьяну высказался примерно так: "Мой принцип: нельзя соблазнять не только жену брата, но и сотрудницу аппарата". Поэтому ни одна из сотрудниц фирмы не была вовлечена в его амурные пристрастия, что, однако, не останавливало попыток некоторых "красоток" фирмы попасть в поле внимания темпераментного полукавказца.

Лина, как и большинство сотрудников, ценила Соколова за его высочайший профессионализм, за доброе отношение к людям, но так же, как и многие, побаивалась его из-за его непредсказуемости, потому что при любом обращении к нему можешь показаться себе либо абсолютным ничтожеством, либо гением… И это никогда не зависит от сути проблемы и ее решения. Определяющее здесь — только настроение Соколова на данный момент.