— Да, Инга, да, ты права, — вздохнула Рита. — Ну а что делать, если семья катастрофически распадается… Он покупает. Но он хоть в праздники не один. А вообще: "Что наша жизнь?… Игра…" Все игра, Инга. И этот мужик играет. Благо имеет на что. А вообще он человек замечательный. Он даже пытался приударить за мной. Представляешь? — Рита кокетливо улыбнулась. — И если б я не познала преимущества молодых мальчиков, кто знает… — Рита громко расхохоталась, затем внезапно сказала: — Ой? Я вижу, как я тебя утомила. Пошли спать…
— По-моему, ты сама еле сидишь. Тебе нужно отдохнуть.
Рита подошла к Инге, прижала ее к себе, как близкого, любимого человека, приговаривая:
— Ой, Инга, ты просто прелесть. Дай я тебя поцелую. Я тебя полюбила. Твое семейство — круглые идиоты. Они бы должны были хвататься за любой миг, чтобы быть с тобой рядом. Ты же — редкое явление. Поверь, я не бросаюсь такими словами. Как же здорово, что Грегори, мой любимый племянник, нас свел. Мы победим, Инга!
Х Х Х
— Инга, Инга, тебе еще сколько собираться? — крикнула Рита.
— А я уже готова. Вот, — ответила Инга, подойдя к порогу Ритиной спальни, откуда доносился ее голос.
— Инга, ты куда это? — Рита расхохоталась. — Ты куда так разоделась?
— Ну, на концерт все-таки, — ответила Инга смущенно, как школьница, не уверенная в своем ответе учителю.
Рита снова расхохоталась.
— Нет, туда, конечно, ты можешь одеться как хочешь. Там как раз будут наряды такие, каких на американцах никогда не увидишь по такому случаю и в таком месте. Но наши туда только и ходят, чтобы показаться друг перед другом. Из страны дефицита они приехали в страну изобилия, а привычки остались те же, совковые. Но просто я тебе говорю, чтобы ты не разочаровалась, и мне кажется, что ты лучше себя будешь чувствовать, если оденешься попроще.
— Ой, ладно, Рита. Просто лень. Ну и кто меня там знает. У меня, ей Богу, нет желания переодеваться.
— Ну, о'кей, — сказала игриво Рита. — Я тебя предупредила. Пеняй на себя. А что, в ваш город никогда не приезжали русские артисты?
— Нет, Рита. У нас некому на них ходить. Так что за все годы проживания в Америке я впервые иду и очень рада. Просто чувcтвую какое-то ликование от встречи с ним. Я как-то в Москве не могла на него попасть.
— Ну, о'кей. Только я тебе советую свои роскошные высокошпильковые туфли положить в машину, если тебе так хочется ими сразить нашу эмигрантскую публику. Но сейчас надень что-нибудь полегче, потому что мы будем долго гулять до концерта. Я хочу наконец тебе показать Брайтон. Мы уже едем туда, так убьем сразу двух зайцев.
— Хорошо, Рита. Это ценный совет. Одну минутку.
Когда Инга вышла в полуботинках, держа в руках мешочек с вечерними туфлями, Рита уже ждала ее внизу у двери.
— Итак, мы на Брайтоне, а точнее, в нашей любимой Одессе, только не у Дерибасовской, а у твоей любимой Молдаванки, — сказала Рита, захлопнув дверцу машины. — Пошли. — Она взяла Ингу под руку, и они вышли на многолюдную, наполненную какой-то особой энергией Брайтон Бич Авеню. Здесь все отражало жажду дополучить, ухватить то, чего они были лишены там, на том, другом берегу океана. Всюду слышна только русская речь, русская реклама, русские магазины, русские рестораны. Над одной из "АПТЕК" было написано: "Мы говорим по-русски". Одна из витрин привлекла разнообразием красивой обуви, и Инга предложила туда зайти. В торговом зале никого не было, но из-за стены его доносилась такая нецензурщина, что Инга почувствовала, что вступила в лужу грязи.
— Пойдем отсюда, — предложила она Рите.
— Да ты что, Инга. Ты испугалась их речи? Это здесь норма. Причем это характерно не только для ремесленного люда. Но и люди с высшим советским образованием здесь порой превращаются… — Рита пожала плечами, выражая недоумение. — Я смотрю порой на них и представляю: там, где-нибудь в Москве, в Одессе, во Львове, в Челябинске и т. д. он был, может, бухгалтером на предприятии, может, даже врачом, инженером, мало ли кем… ну был вполне интеллигентным человеком… а здесь что с ними становится…
А между тем за стеной торгового зала кто-то изъяснялся по телефону так громко, что казалось, вся обувь с красивой витрины вот-вот свалится и убежит.
— Слушай, знаешь что?! Я таких, как ты, еще в Одессе… как следует. Ты поняла? Или ты мне принесешь кэш, или я тебя так окешаю, что мало тебе не покажется. Больше не захочешь. А? Перестань мне вешать на уши макароны. Мне до одного места, что ты там будешь чекать (проверять) в твоем банке. Я ж тебе русским языком говорю: немедленно неси кэш. Ты поняла? Это тебе не одесский толчок, и не Привоз. Это тебе магазин, где нужно честно расплачиваться. А? Слушай, сучка, если ты еще будешь оскорблять мой магазин, я тебя-таки достану. Всучила мне какую-то бумажку, которую банк выплевывает, и еще мне тут вешает спагетти на уши. Так, я тебе, стерва, даю срок.
— Рита, я не хочу здесь быть. Пошли, — сказала с ноткой раздражения Инга, потягивая Риту за рукав.
Они вышли на улицу, и воздух показался особенно чистым и освежающим.