Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

Их и с животным не сравнить,

Ведь зверь природой укрощенный.

В наборе слов хоть смысла нет

И хоть не дан певице голос,

Ей обеспеченный успех,

Была бы только с задом голым.

Интим совсем сменил маразм,

Смущенье вовсе позабыто,

И про постель, и про оргазм

В любой газете не прикрыто.

Когда я вижу "Ж" и "М",

За них становится обидно:

Исчезнут тоже насовсем,

Нам ничего уже не стыдно.

Емельян Федорович закончил и стал кланяться под бурные аплодисменты.

— Спасибо, спасибо, — с достоинством говорил он. — Это, как вы поняли, мой протест против засилья секса всюду. И не потому, что я уже немолод. Вспомните нашего гениального поэта: "Любви все возрасты покорны", — говорил он. И поверьте мне, с высоты моего возраста, что это именно так. И об этом мои следующие два стихотворения. Первое называется:

"Без старости".

Всегда считал, что старость — это страшно,

Что это то, чего не захочу,

Что в этом я с природой не согласен,

Что это то, с чем вовсе не смирюсь.

И вам признаюсь — своего добился.

И думать даже я о ней не стал.

И искренне, признаюсь, удивился б

Когда бы кто сказал, что я-де стар!

Ведь старость — когда все уже не нужно,

Когда любить, желать, ходить нет сил,

Когда весь мир лишь до дивана сужен,

Когда и сам себе порой не мил.

А я встаю с утра и счастлив солнцу,

Цветам и птицам, ветерку, дождю,

И пробежавши утречком трусцою,

Прибавлю сил я сердцу своему.

Хочу, чтобы не уставало биться,

Когда на женщину любимую смотрю.

Хочу головке милой, чтоб кружиться

От слов моих ей: "Я тебя люблю".

Не знаю, что есть старость, потому лишь,

Что средь важнейших этому причин

Наш клуб родной веселых "Графолюбов"

Так щедро озаряет мою жизнь!

Емельян Федорович закончил и грациозно поклонился. В гостиной раздался гул оваций.

— Браво, браво! Превосходно, спасибо! — Все встали и столпились вокруг своего старейшины и любимца.

— Ну что, — воскликнула Рита. — Емельян Федорович всегда предельно точен в своих определениях. И думаю, что мы все можем подписаться под последними словами его стихотворения. Пора, я думаю, подняться наверх и выпить за стих и его автора. Ура!

Х Х Х

ИНГА открыла глаза. В первые мгновенья пробуждения потребовалось сосредоточиться, чтобы осознать, где она, почему она здесь, а не в своей постели у себя дома. В памяти всплыли все события прошедших двух суток. Встреча в аэропорту, рассказы Грегори об эмиграции, встреча с Ритой, литературный вечер и… сам Грегори.

"Рита! Что-то в ней есть особенное, в этой женщине, — обобщала Инга впечатления. — И как много в ней чисто одесского, этого неповторимого, необъяснимого, что понятно только одесситам: эта буйность, этот граничащий с дешевкой шик в одежде и изысканная утонченность оформления дома, остроумие, красивый, богатый язык, смешанный с "заблатненностью" Молдаванки, необузданная энергия, смешанная с меланхоличностью, грубоватость, смешанная с нежностью, разнообразие талантов, любовь к людям и… очевидное одиночество…

А Грегори?!.. Что это со мной было… чуть голову не потеряла, особенно к концу, уже вечером, когда он пригласил меня выйти прогуляться. Хорошо, что ума хватило отказаться. А то бы выдала себя и опозорилась перед парнем, который видит во мне лишь немолодого человека, с которым, может, просто ему интересно…"

Внизу слышались шаги, и ей стало неудобно от того, что залежалась в постели, когда нужно было вскочить пораньше, чтобы помочь хозяйке навести в доме порядок. Она быстро встала, приняла душ, привела себя в порядок и осторожно стала спускаться вниз, не представляя, кто, что ее там ждет.

Достигнув последней ступеньки, она столкнулась с Ритой. Рита была свежа и весела, как будто не было этих бессонных суток. Рита с нежностью поцеловала Ингу и восторженно воскликнула:

— Нет, вы только посмотрите на нее! Кто с утра в таком возрасте так выглядит: ни морщинки, ни мешочка под глазами. Вот, готовься, Инга: приезд ко мне тебе даром не обойдется. Уж я тебя изнасилую, но все тайны вытяну. — Рита расхохоталась, нежно обняв Ингу. — Все мои клубисты без ума от тебя.

Тут же подошел Грегори. Рита, сверкая весельем и радостью, стремительно направилась к кухне, и Инга с Грегори последовали за ней.

Не успели они оглянуться, как на столе появились нарезанные сыры, фруктовый салат, булочки "круассаны", молоко и кофейник с горячим, ароматным кофе.

Хозяйка села рядом с племянником, обняла его, поцеловала.

— Маргуша, я тебя поздравляю, — сказал Грегори и поцеловал тетю в щеку, — юбилейное торжество твоего детища прошло на славу! — И, обратившись к Инге, сказал: — Инга Сергеевна, честно говоря, я волновался, что вам будет скучно. Вы все же другого уровня: профессор, доктор философии.

В это время раздалась глухая мелодия. Все прислушались, не понимая откуда.

— Это телефон. Инга, по-видимому, твой сотовый, — сказала Рита.

— Да? Вы думаете? — спохватилась Инга, побежав в свою комнату.