— Мамочка, мама! Ночью, в 23.58, тот дом, где ты была в гостях, взорван террористами. Много погибло, раненых много.
— Что, что ты говоришь, Алеша, что ты говоришь? — Лина вскочила с кровати и как сумасшедшая стала ходить взад-вперед по комнате. — Ты уверен, что речь идет именно о том доме, Алексей?
— Да, именно тот, мама! Я же прочитал на коробке адрес, когда был у тебя в гостинице. И я его запомнил, а потом записал на всякий случай.
— Нет, этого не может быть. Я сейчас позвоню в офис и скажу, что задержусь. Я должна поехать к этому дому, Алеша. Этого не может быть. Если б ты знал, с какими людьми я там познакомилась вчера. Нет, не может быть. А может, их это не коснулось…
— Конечно, конечно, мамочка. Я поеду с тобой…
Х Х Х
НОННА поглаживала лежащую на ее груди голову Аси и говорила ласково:
— Ну не надо, не надо себя грызть, Асенька. Не надо. Все, кончились страдания. Все, слава Богу, он меня миловал. Мы остались живы-здоровы. Небольшой перелом на левой руке не сделает меня инвалидом. Врачи обещали, что к Новому году я уже буду в основном в норме. Ну, конечно, еще должно пройти время. Но все могло быть хуже. Слава Богу. Слава Богу, что Боб остался невредим. Я бы себе не простила, если бы с ним хоть что-то случилось.
— Мама, мамочка… А ведь это все из-за меня. Сколько страданий я тебе доставила, мама. — Ася снова расплакалась и начала концом простыни утирать глаза.
— Не надо терзаться, дочка. И не надо больше об этом. Мы пережили шок. Эта авария… Но, слава Богу, все обошлось не худшим образом
Для этого теплого штата день был необычайно прохладный. И именно это Асе было нужно. Она стала гулять вокруг бассейна, и голову переполняли мысли, призванные принести облегчение душе. "Слава Богу! Мама осталась невредимой, по большому счету. Надо надеяться, что у нее все восстановится после травмы. Но это сигнал. Все! Кто сказал, что жизнь — это наслаждение?! Вовсе нет! Жизнь — это служение, жизнь — это милосердие, жизнь — это любовь к ближнему и любовь к себе настолько, насколько ты ее заслужишь от ближнего. Только такая жизнь — счастье. Все ясно! Ясно, как жить дальше. Сейчас главное — все сделать, чтобы матери вернуть покой, связанный с дочкой…"
Мысли прервались появлением на пороге Боба с нерадостным выражением лица. Ася испуганно устремилась к нему, решив что его настроение связано со здоровьем матери.
— Что? Что, Боб? — спросила она, вся дрожа в ожидании чего-то, за чем будет сквозить упрек.
— Я счас слышат ньюз фром Раша (новости из России), — сказал он, — там террористз взорвал два дом, погибли луди. Я Нонне не хочу сказат эбаут зэт (об этом)… Это далеко. Но это ваш формер (бывшая) Родина. И никто не есть равнодушно, когда гибнут люди…
— А где именно, какие подробности? — спросила Ася
— Ну, ето есче толко ферст информейшн (первая информация). Будем слушат ньюз (новости). Но я советоват не говорит мама.
— Конечно, конечно, Боб. Какой ужас! Хорошо, что мы с мамой давно уехали оттуда. В этой стране всегда что-то происходит…
Х Х Х
ИНГА смотрела по сторонам, разглядывая огни вечернего города. Ехать до дома Робертсонов, где было назначено празднование Дня Благодарения, предстояло минут тридцать. Саша включил радиостанцию, по которой зазвучали не теряющее популярности мелодии из "Крестного отца" в исполнении оркестра Поля Моруа. Музыка всегда сильно действовала на Ингу, обостряла восприятие настоящего, вызывала ассоциации с прошлым, определяла доброе отношение к будущему.
Саша знал, что звучащая мелодия относится к любимым Ингой. И Инга подумала, что муж напряжен, не говорит ни слова, чтобы не мешать ей наслаждаться. Но вдруг ей показалось, что этим сентиментальным, нежным звукам неуютно в той ауре, которая царит в машине. Казалось, что сейчас не музыка действует на них, а они двое — отчужденные друг от друга мужчина и женщина − действуют на музыку, заставляя ее звучать неадекватно предназначению… "Вот если б Саша сейчас прочитал мои мысли, он бы, наверное, оскорбился за мелодию, ради которой он когда-то подарил мне огромный диск с записями оркестра", — подумала Инга.
Но вдруг, вдруг произошло невероятное. Саша выключил радио в самой задушевной части мелодии. "Что это? — подумала Инга, съежившись, как от испуга. — Это он прочитал мои мысли или наоборот — я читала его мысли и потому именно такие выводы рождались в моей голове? А может, просто музыка своей чистотой, отвергающей фальшь, прояснила нам обоим подлинность наших отношений, помогла расставить точки над i в адекватном восприятии нас друг другом?"
"Так больше нельзя. Анюта там, в России. Надо поехать в Москву. Может, найду там Кирилла Всеволодовича Остангова. Что с ним? Может, так и остался один? Найти его, покаяться, остаться с ним. Просто быть рядом с таким человеком, быть ему нужной".
И стала казаться абсолютной реальностью их возможная встреча, и близость, и даже воссоединение судьбы. Стало как-то светлее от этих мыслей, и когда они подъехали к дому Робертсонов, она чувствовала себя независимой от настроения мужа, его взглядов и его отношения к ней.