Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

— Нет, вот собираюсь только. Потому мне все будет интересно узнать о ней.

— Ну и прекрасно, — сказала Татьяна. — А вы мне расскажите что-нибудь интересное об Америке, как человек, который ее видит изнутри. У вас наверняка накопилось много обобщений. Может, вам писать какие-нибудь очерки, например: "Повседневная Америка глазами россиянина". Это было бы очень интересно.

— Кому, Татьяна? Кто это будет читать?

— В России, я вас уверяю. В России. Я поговорю с мужем. Он член редколлегии некоторых журналов, не только своих профессиональных, но общекультурологического профиля. Может, они закажут вам серию статей, очерков.

— Татьяна, но я не владею конкретным материалом, я не занимаюсь никакими исследованиями.

— Ой, оставьте лукавить, Инга, — улыбнулась дружелюбно Татьяна. — Вы образованный человек. Вы здесь живете. Что бы вы ни написали из наблюдений о повседневной жизни, о том, с чем сталкивается здесь человек из другой культуры, все интересно. Сколько об Америке ни писали, но мы, россияне, плохо себе все же представляем эту страну, ее повседневную жизнь. Ой, что это? — воскликнула Татьяна, перебив себя. Она указала глазами на красочное сооружение в центре стола. — Я за разговорами не разглядела вначале. Это похоже на икебану из цветных свечей. Знаете, — сказала оживленно Татьяна, — мне все это не только интересно, но и полезно. Я, если можно так сказать, молодоженка. Не удивляйтесь. Так сложилась жизнь.

Я была много лет одна. Первый брак отбил у меня желание выходить снова замуж. Детей у меня нет. Я всю себя отдала карьере. Стала доктором наук, завлабом. И уже поставила крест на своей семейной жизни. И вдруг счастье привалило. Просто привалило. Мой нынешний муж — человек редчайшей ныне породы. Мы женаты уже пять лет, а я все еще купаюсь в новизне жизни, обустраиваю ее, как бы делала это в молодости. И знаете, я так в него влюбилась, что, уже имея довольно известное имя в науке, взяла его фамилию, когда мы поженились. — Татьяна застенчиво улыбнулась. — Я его обожаю. Вот бывает же такое и в нашем возрасте…

Инга слушала москвичку с незлобной, белой завистью, все, более наполняясь оптимизмом в том, что и в ее жизни еще могут наступить счастливые времена. "Ну что делать, если муж разлюбил. Я не первая и не последняя, — рассуждала Инга. — Нужно это принять, не обманывать себя, а думать о будущем. Надо поехать в Москву и найти Остангова. Он меня любил по-настоящему, раз сделал предложение. Я была его настоящей любовью. Вряд ли он женился. Я еще могу выйти за него замуж, устроить свою жизнь в Москве, рядом с дочкой… Вот такой парадокс получается: тогда я уехала от него, чтобы быть с дочкой. А теперь я поеду к нему, чтобы быть с дочкой". Инга чувствовала, что у нее кружится голова от радости, которой ее наполняли эти мечты.

Между тем застолье шло своим чередом. Инга с Татьяной автоматически отвечали на вопросы о том, что они будут пить, благодарили хозяйку, когда она им, как всем гостям, наложила в тарелку сначала салат, потом ритуальную индейку с клюквенным соусом и каким-то очень вкусным, тоже ритуальным гарниром к индейке, напоминающим кашицу из сухариков, и початок отварной кукурузы.

После ужина все спустились на нижний этаж, где разговоры в основном сводились к подготовке к круизу, который начнется через месяц и несколько дней, то есть двадцать девятого декабря 1999 года. Мужчины еще говорили о научных делах, кто-то забавлялся игровым автоматом, установленным здесь же, кто-то играл в бильярд, кто-то в шахматы.

Женщины разговаривали о погоде на Карибских островах, о том, что там в ювелирных магазинах можно купить высокого качества изделия с изумрудами и бриллиантами по вполне сносной цене, и на другие женские темы. А Инга с русской гостьей сидела на диване и без устали беседовала о том, о чем ей здесь говорить было абсолютно не с кем. Татьяна была театралкой, любительницей и знатоком кино и взахлеб отвечала на все Ингины вопросы. Инге было необыкновенно интересно с этой женщиной, но она все время неосознанно подавляла какой-то внутренний дискомфорт от ощущения неравенства своего положения и в семье, и в обществе рядом с ней.

Татьяна вся сверкала осознанием своих творческих успехов, постоянно что-то вплетая в разговор о своей работе, о конференциях. И главное — Татьяна была влюблена и жила в лучах счастья от ощущения себя любимой. У Инги все было с точностью до наоборот. Ни любимой работы, ни любви со стороны мужа. Потому она порой ловила себя на том, что переходит на подобострастный тон в общении с Татьяной, хотя москвичка проявляла к Инге истинное почтение, какое свойственно русским людям по отношению к иностранцам. Инга в ее глазах уже была американкой, человеком с другой стороны планеты… Они и не заметили, как праздник подошел к концу и гости потихоньку начали выходить из дома. Стивен подошел к Татьяне, и она, словно спохватившись, сказала:

— Ай эм сори, Стивен. Ван момент, ай вил би реди то гоу (Простите, Стивен. Одну минуту, и я буду готова).