Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

Она вошла в гостиную, взяла оставленную там сумку, достала из сумки ручку и листок бумаги, что-то там быстро начеркала и, сложив вчетверо, отдала Инге со словами:

− Инга, когда будете в Москве, обязательно позвоните. Если захотите, сможете остановиться прямо у нас дома. Поверьте, условия у вас будут превосходные. Мой муж — удивительный человек, он любит всех моих друзей. Приезжайте. У меня нет с собой визитки. А вот листок, запишите мне свой телефон, электронный адрес, конечно, фамилию. А это вот мои координаты. — Она протянула Инге другой, сложенный вчетверо листок бумаги.

— Я написала здесь все: наш адрес, телефоны — мои, мужа. Не потеряйте. Ну, в крайнем случае, мой рабочий телефон есть у Стивена. И я сама вам позвоню, как только что-то узнаю. Я — человек серьезный, если за что-то возьмусь, доведу это до конца. — Татьяна улыбнулась, поцеловала Ингу в щеку, и они обе быстро вышли на улицу, где стоящие у своих машин гости уже ожидали их, чтобы попрощаться.

Инга села в их машину, где, уже явно недовольный ее задержкой, сидел за рулем Саша.

На сей раз он радио не включал, они снова ехали всю дорогу молча, а Инга думала о новой знакомой, пример которой внушал ей оптимизм и веру в перспективу.

Дома, кратко обменявшись впечатлениями о прошедшем вечере, который обоим понравился, Инга с Сашей разошлись по своим комнатам. Когда Инга уже легла в постель, она вспомнила про записочку Татьяны и решила тут же взять ее из сумки, чтобы спрятать в домашний сейф, где хранятся важные документы. Она машинально развернула листок и, не поверив глазам своим, прочитала на первой же строчке Татьяниной записки: Кирилл Всеволодович Остангов, Татьяна Николаевна Остангова, домашний телефон и адрес…

ХХХ

ЛИНА и еще пять женщин, сотрудниц фирмы, с подарками, закусками, напитками и цветами на маршрутке подъехали к дому Марии Ивановны, чтобы неожиданным визитом сделать ей сюрприз и поздравить с днем рождения. Все сотрудники фирмы, в том числе начальство, сочувствовали ее горю и в трудные для нее минуты проявили свою подлинную любовь к ней.

Мария Ивановна, до неузнаваемости похудевшая и осунувшаяся, открыла коллегам дверь и в прямом смысле чуть не упала от удивления.

— Ой, дорогие мои! Спасибо, родные мои!

Нельзя было не заметить, что Мария Ивановна не только изменилась внешне, но и поведение, и манера говорить — все выдавало в ней человека, потерявшего почву под ногами. Исчезли ироничность и бравада, а появились желание угодить, почтительность в общении с коллегами.

В уютной квартире Марии Ивановны все свидетельствовало о сиротстве хозяйки. Хоть была зажжена люстра, но в доме было темно, так как все, что было связано с именем Клавдии Ивановны, было обозначено трауром — лентами, бантами, полотнами ткани. Особым образом был оформлен портрет сестры хозяйки, обрамленный "рамой", составленной из желтых цветов, увитых черной атласной лентой. Под рамой слова: "Ответь: как мне жить без тебя, любимая сестричка?"

Сотрудницы быстро выложили все принесенные продукты в первые попавшиеся им на глаза тарелки, миски, поставили бокалы, налили водки, и первой взяла слово Елена Петровна, сотрудница финансового отдела компании, примерно одного с Марией Ивановной возраста.

— Ну что делать, дорогая наша Мария Ивановна. Случилось горе, несчастье. Вот вроде бы мир на улице, вроде не лежат наши отцы в окопах, не угрожает нам небо бомбами… а люди гибнут и гибнут. Этот терроризм. Кто он, что он, откуда? Но ведь жизнь-то продолжается. Ну хоть назло этим гадам, которые хотят нас запугать своим терроризмом, мы должны жить… Давайте выпьем за светлую память вашей сестры. Пусть земля ей будет пухом.

Женщины выпили, а Мария Ивановна со слезами на глазах сказала:

— Да-да, конечно, конечно. Но сестрички моей нет. А она так любила жизнь, так умела любить жизнь.

— Да, Мария Ивановна, большое горе, — вставила Лина, не сдерживая покатившиеся по щекам слезы. — И я его полностью разделяю, потому что воистину полюбила вашу сестру… Это удивительная женщина. Такое ощущение, что для нее материальный мир с его мелочностью, интригами, грубостью и прочим не существовал. Это человек какой-то особой духовности.

По приезде из той страшной командировки Лина неоднократно бывала у Марии Ивановны, чтобы поддержать ее в горе. Но подробного разговора о времени, проведенном у ее сестры накануне ее гибели, еще не было, так как было слишком больно. И только сейчас, спустя почти два месяца, Лина позволила себе рассказать все подробности вечера, проведенного у Клавдии Ивановны, обо всех деталях, вплоть до того, во что она была одета, что говорила, как реагировала на все происходящее у нее дома, как пела, как была озарена любовью.