Наваждение

— Ахъ, Боже мой, прежній мнительный характеръ!.. Да перестань-же, Andr'e, что за вздоръ такой выдумывать разныя несообразности! Послушай, если завтра такая-же будетъ хорошая погода, мы намрены устроить поздку въ Петергофъ, провести тамъ цлый день. Теперь ужъ начали ходить пароходы, подемъ на пароход, подышемъ весеннимъ воздухомъ, а то, вдь, здсь задохнуться можно, пообдаемъ тамъ гд-нибудь, можетъ быть хорошо проведемъ день. Но, вдь, я могу хорошо провести день только, если ты будешь съ нами…

Снова обезсиленный, я забылъ свое ршеніе и далъ ей слово пріхать на слдующее утро къ пароходной пристани. День удался; было тепло и ясно. Все Зинино общество собралось уже на палуб парохода, когда я пріхалъ. Тутъ былъ, конечно, и генералъ, и Рамзаевъ, и Александра Александровна съ мужемъ, и оба братца.

Только что вошелъ я на палубу, какъ Зина встала со своего мста и подошла ко мн съ протянутыми руками.

— Ну, вотъ, спасибо, спасибо, а я ужъ думала, что ты обманешь. Какъ хорошо сегодня! Я такъ рада вырваться изъ города: мы отлично проведемъ день!

Со всхъ сторонъ ко мн протянулись руки, вс мн улыбались, выражали неестественную радость по поводу того, что въ такую погоду я ршился оторваться отъ занятій и подышать воздухомъ. И тутъ-же я замтилъ, какъ вс они переглянулись между собою и подмигнули другъ другу. Я по обыкновенію не сталъ съ ними распространяться и сейчасъ-же забылъ про нихъ; я замтилъ только, что на генерал новое съ иголочки платье и удивительно расчесанныя бакенбарды; а на Александр Александровн какая-то яркая шляпка, чуть-ли не съ цлой птицей на макушк. Черезъ минуту мы вс услись. Рамзаевъ передавалъ сплетни изъ министерства генералу и Александр Александровн. Коко подслъ было къ Зин, но та ловко сумла сейчасъ-же отогнать его, и онъ присоединился къ своему брату и мужу Александры Александровны.

Пароходъ тронулся; поднялся втерокъ.

— Пойдемъ въ каюту, — шепнула мн Зина.

Мы сошли внизъ.

Въ дамской кают никого не было. Зина прошла туда, пропустила меня и задвинула за собою дверцу.

Пароходъ покачивало; въ открытое круглое окошечко по временамъ плескала вода. Зина встала на колни на диванъ и заперла окошко.

— Поди сюда, — сказала она мн: — посмотри, сколько на стекл надписей.

Я подошелъ. Она обняла меня одной рукой за шею и стала читать надписи.

Это были разныя имена и числа, вырзанныя на стекл.

— Давай придумывать, когда и при какихъ обстоятельствахъ все это было написано, — сказала Зина:- разсказывай мн!

Я сталъ разсказывать. Тутъ были разныя исторіи и, конечно, все любовныя. Тутъ были только что выпущенныя на свтъ Божій институтки и пансіонерки, пажики, правовдики, лицеисты, обманутые мужья и жены, старые опытные ловеласы, наивная невинность, робко входящая въ дверь познанія добра и зла, расчетливый цинизмъ, скрывающійся подъ маской невинности. Я фантазировалъ на разныя темы. Зина слушала внимательно, все сильне прижимая плечо мое своею рукою и не спуская съ меня глазъ. Потомъ все также внимательно слушая, она сняла свое брилліантовое кольцо и начертила: «А» и «З» и «29 апрля».

— Ну, а тутъ какая исторія? — сказала она мн, снова надвая кольцо на палецъ:- что значитъ это: 29 апрля и А и З?

— На это я не могу отвчать, тутъ моя фантазія мн совсмъ измняетъ. Я знаю только, что это какая-то особенная исторія…

— И непремнно опять страшная, — перебила меня Зина съ громкимъ смхомъ:- ахъ Andr'e, Andr'e… А я именно хочу, чтобы ты разсказалъ мн эту исторію. Ну, разсказывай, разсказывай!..

Она порывисто приблизила ко мн свое лицо и крпко меня поцловала.

Я хотлъ уже начать говорить, хотлъ наконецъ сказать все, чтобы покончить такъ или иначе, но еще не усплъ произнести ни одного слова, какъ ручка дверцы зашевелилась и въ каюту просунулась голова Рамзаева.

Зина быстро отъ меня отшатнулась, и, конечно, онъ замтилъ это, но на лиц его ничего не выразилось. Онъ взглянулъ, на насъ самымъ серьезнымъ образомъ и только немного закрылъ какъ-то свои зеленоватые глаза.

— Благую часть избрали вы, дти мои, — сказалъ онъ:- наверху ужасно втрено стало. Его превосходительство ужъ пледомъ закутался, а все сидитъ. Подите, приведите его сюда, — обратился онъ къ Зин:- вдь, простудится, такъ мы вс будемъ виноваты.

Зина вышла, а, онъ стоялъ предо мною, молча смотрлъ на меня и чуть-чуть улыбался.

Но вдругъ онъ подошелъ ко мн ближе, вызвалъ на своемъ лиц выраженіе необыкновеннаго достоинства и грустнымъ голосомъ произнесъ:

— Я право не знаю, Andr'e, зачмъ теб нужно ее компрометировать! Неужели ты думаешь, что никто ничего не замчаетъ и что все это въ порядк вещей и очень прилично? Я право не знаю, что съ тобой? Подумай, мой милый, что все-таки она молодая и неопытная двушка, и одинокая двушка, главное; ее поберечь нужно!..

Онъ говорилъ эти слова, когда-то произнесенныя моею матерью, говорилъ ихъ такимъ грустно-благороднымъ тономъ! И эти слова, въ его устахъ, были до такой степени отвратительны, что я почувствовалъ тоску и злобу. Я хотлъ было отвчать ему, но сейчасъ-же раздумалъ, и только съ изумленіемъ взглянулъ на него.

Онъ пожалъ плечами.

* * *