Настроение: со льдом!

– Печально. – Он смешно выпятил нижнюю губу. Пришлось снова его поцеловать. А Марк перевернул меня, повалил на постель, навалившись на меня всем своим весом. Вжал в матрас, и мне стало тяжело, душно, а ещё меня затопила непонятная радость и облегчение. Только из-за того, что мы с ним вместе. В доме его родителей, у моря, и что-то происходит. Я ещё не знаю, не понимаю, что именно, но в тот момент, когда Марк начал целовать меня, уже совсем не игриво, не просто дразня, когда я почувствовала его возбуждение, меня вдруг посетило острое желание сказать ему «люблю». Между поцелуями, глядя ему в глаза, что я и делала, меня озарила эта мысль. Поймать его взгляд и сказать «люблю». И чтобы это звучало привычно, просто, и радовало нас обоих, а не заставило оторопеть.

Я, конечно, промолчала. Мы занимались любовью, тихо, стараясь не шуметь, я помнила, что мы в доме его родителей, а я думала о том, что струсила. И промолчала.

Но знала почему.

И мне нужно решить, что с этим делать. Нужны ли кому-то мои признания. Я пока не понимаю…

ГЛАВА 13

Чуть позже я познакомилась с сестрой Марка, Машей. Мы спустились вниз, в гостиную, и первой, кого я увидела, была она. Довольно симпатичная девушка, с копной вьющихся тёмных волос, миловидная, стройная, но приятным в общении человеком я бы её не назвала. Причём, это становилось понятно с первого взгляда. Маша встретила наше с Марком появление насмешливо-надменным взглядом, причём к брату она, явно, остерегалась проявлять такое отношение, а меня буквально пробуравили взглядом. Уж не знаю, чем я ей так не понравилась с первой минуты. Нас ещё даже не представили друг другу, а меня уже обдали волной неприятия. Переживать по этому поводу я, конечно, не стану, но любопытно.

– Вы проснулись, – обрадовалась Вера Ильинична. – Я оставила вам обед в холодильнике, сейчас разогрею.

– Спасибо, мама. – Марк матери улыбнулся, а сам посмотрел на сестру. Протянул руку и потрепал её по буйной причёске. – Привет, сестрёнка.

Сестрёнка вздохнула так, будто видела брата каждый день, и он раз по пять на день с ней подобным образом здоровался. Маша даже попыталась вынырнуть из-под его руки, пригладила причёску, правда, брату улыбнулась.

– Привет, братик. Как у тебя дела, спрашивать не буду. Смотрю, всё хорошо.

– Хорошо, – согласился он. – Это Тамара, – представил меня Марк. И весомо добавил: – Люби и жалуй.

Мы с Машей встретились взглядами, я ей улыбнулась, а она представилась:

– Маша.

– Очень приятно, – ответила я.

– Вы приехали с родителями знакомиться? – поинтересовалась эта бестия, сверкая улыбкой.

– Маша, – одёрнула её мать. – Отстань со своими вопросами. Тамара, не обращай на неё внимания.

– Ничего страшного, – отозвалась я. – Любопытство – совершенно нормальная вещь для молодых девушек.

Маша хмыкнула. Она сидела на диване, поджав ноги, одетая по-домашнему, и не смотря на обеденное время, судя по всему, никуда не торопилась. Похоже, работа её нигде не ждала.

– Идите за стол, – пригласила Вера Ильинична, а на дочь снова махнула рукой, а мне негромко сказала: – Не обращай внимания. Маша у нас бывает жутко вредной.

– Это всё от неустроенности личной жизни, – заметил Марк, причём, довольно громко. Чтобы сестра расслышала. Та расслышала и довольно громко фыркнула, но особо обиженной его словами не выглядела. Только сказала:

– Кто бы говорил!

– Я бываю вредным?

– А то!

На этот раз нас пригласили за обеденный стол в гостиной, а не на кухню. Стол большой, полукруглый, стоял у больших окон, выходящих в маленький садик. Всё зелено, цветёт и благоухает. Очень приятная обстановка. Мы с Марком обедали, а Вера Ильинична присела рядом с сыном, смотрела на него и едва заметно улыбалась, наблюдала за тем, как он ест, будто насмотреться не могла. Выглядело это очень мило. Настолько, что я не удержалась и спросила:

– Ты давно не был дома?

– Месяца три, – сказал он. – Занят был.

– Да, как в Москву уехал, так и пропал, – посетовала Вера Ильинична. – Я как чувствовала.

– Мама, мы с тобой об этом говорили, – сказал Марк.

Я ела мясную запеканку с салатом, кстати, было вкусно, о чём я хозяйке дома не преминула сообщить. Если на самом деле вкусно, то человеку непременно нужно сделать приятно, разве нет? Вера Ильинична мне улыбнулась, но казалось, что её голова занята совсем другими мыслями. Она даже принялась складывать салфетку, лежащую рядом. Уголок к уголку, проглаживая ладонью сгибы. И, наконец, спросила:

– Как твой дед? Как себя чувствует?

Марк ел, а после вопроса матери лишь плечами пожал.

– Наверное, хорошо.

– Что значит, наверное? – переспросила она.

Я на Марка посмотрела, по его лицу было понятно, что отвечать он не хочет. А, может быть, не знает, что именно сказать матери.

– Борис Маркович переживает, – сказала я, кинув на Марка осторожный взгляд. Не зная, стоит мне вмешиваться или нет. Марк никак на моё вмешательство не отреагировал, и я продолжила, повернувшись к Вере Ильиничне. – Никак не привыкнет, что он отныне на пенсии. Сидит дома и совершенно не знает, что с этим делать.

Мама Марка внимательно на меня смотрела. Затем поинтересовалась: