Наследство одержимого

Ну, конечно же, никаких пузырей Иоганн Людвигович не пускал. Он сам вышел встречать пораженного Августа и уже после обеда, участия в котором не принял, посвятил правнука в свою тайну и предложил остаться в Осинах.

Август Васильевич был от природы страстным и даже несколько истеричным. Обожал редкости, войну, театр и все виды протеста. Прадед тотчас стал его кумиром. И когда тот рассказал ему о главном своем секрете…

— А в чем же заключался главный секрет старого Эспенлауба? — нетерпеливо и без запинки перебил Сергей.

— Ах да, я и не сказал об этом… Видишь ли, плоть в некоторых случаях утрачивает свое привычное свойство и то привычное значение, какое имеет она для людей. Она становится лишь корпусом, оболочкой, которую в дальнейшем нет необходимости даже подпитывать. Вот только срок ее службы невелик — не более сотни лет, не считая тех, что прожиты были человеком до Трансформации. Оболочка изнашивается, и встает необходимость «заключить новый договор об аренде». Лучше всего в таком случае прибегнуть к услугам ближайшего родственника по нисходящей линии. В этом и заключался главный секрет Иоганна Людвиговича. Этим, собственно, и объяснялся его нежный интерес к правнуку.

— Значит, правнук был нужен ему просто… в качестве новой оболочки?!

— «Просто»… Не так уж это и просто!

— А если бы… — как там его… Август?… — не захотел превращаться в демона?

— Никто и не собирался превращать его в демона. Повторяю, это была всего лишь взаимовыгодная сделка — явление, существовавшее задолго до того, как один пещерный человек впервые выменял у другого кусок мяса на каменный топор… Кстати, сам Август постиг все это с легкостью изумительной и пришел в восторг. Правда, нужно было дождаться 1793 года — вековой годовщины преображения прадеда. В этом году Августу Васильевичу исполнялось тридцать три.

— Возраст Христа, — не преминул пошло «блеснуть» Сергей.

— Прекрасный возраст. Дожидаясь его в дедушкином «медвежьем углу», Август не скучал. Устроил крепостной театрик. Очень любил разыгрывать драмы из позднеримской жизни. Сам сочинял, сам в них участвовал. Особенно нравилось ему входить в образ Нерона. Осиновские крестьяне играли римских христиан, а пара некормленных домашних медведей играла при этом самих себя… Когда Августу надоедал его театр, они вместе с прадедушкой облачались в лихие варварские наряды, садились на коней, в окружении веселой пьяной свиты вылетали на большую дорогу, где и развлекались от души. По-настоящему, конечно, развлекался только Август. Иоганну подобное успело надоесть еще лет сорок назад…

В 1787-ом молодой Эспенлауб отправился на войну. Не сказать, чтобы он уж так ненавидел турок и чтил интересы своей страны на Дунае…

— …просто он любил убивать людей!!

— Совсем как ты — перебивать… Да, отрицать не стану: он находил это весьма приятным занятием. Но речь не о том. Навоевавшись, Август вернулся с трофеями в Осины и засел за книги. Так он и встретил 1793 год. Похоронив тело прадеда в фамильном склепе, новый владелец Осин покинул имение на двадцать лет. За это время он успел побывать в самых таинственных местах Европы, повоевать в Наполеоновской армии, съездить в Новый свет и жениться. Из своих путешествий он, помимо прочих забавных диковинок, привез ту прелестную статую, что ты пытался сдвинуть тогда с постамента. Привез он с собой и сына одиннадцати лет. Дионис Августович сразу узнал о своем отце все. И воспитывался как будущий жрец… В наследство от него следующий потомок, Леонард Дионисович, получил новый дом в усадьбе, обширную библиотеку, толстую тетрадь с описанием основных мистерий. И помещение для проведения их. Это была старая, захудалая церквушка, преображенная Дионисом в совершенно особый храм.

— В сатанинское капище?

— Ну, зачем так упрощенно. Сатана — это, в сущности, весьма примитивная категория… Что-то вроде христианского мусорного ящика, куда сгружались все великие древние божества — эти непонятные, пугающие конкуренты нового бога. А впрочем, называй как хочешь… Итак, на протяжении целого XIX столетия Осины не знали бессмысленной роскоши христианских таинств. Разумеется, за пределами Осиновского поместья никто ни о чем не догадывался. Вотчина Эспенлаубов жила замкнутой, скрытной жизнью. Такой увидел ее последний из Эспенлаубов, Аполлон Леонардович… тело которого ты видишь сейчас перед собою…

Лысый в очередной раз умолк, остро прислушиваясь к тишине вокруг. Потом медленно и зло поднял палец:

— Слышишь?… Ну, так поверь мне на слово: сюда уже идут. Впрочем, они еще только в двух километрах отсюда… Нет-нет, беспокоиться абсолютно не о чем. Эти люди добровольно движутся навстречу тому, что вполне заслужили. Как там? «Верной дорогой идете, товарищи»? — лицо нелюдя свезлось в самую убийственную гримасу, и негромкий смех полился в уши Сергея холодным уксусом.

Сергей едва не взревел. Одержимый вмиг прекратил смеяться и гримасничать. На диво постная мина появилась у него на лице и не покидала его в продолжение всей следующей учительской тирады: