Наш эксперимент

Я в отчаянии застонал.

– Да, что происходит? – в испуге спросила она.

– Не спрашивай, – сказал я ей. – Завтра вечером я тебе всё расскажу, и мы решим, что делать.

– А не будет поздно? – спросила она.

Я покачал головой и быстро ушёл.

Как только занятия в школе закончились, я тут же отправился на чердак и первым делом схватил руку Егора. Пульс у него сократился до двух ударов в минуту. Я бессильно опустился рядом с его телом и предался отчаянию. Я вспомнил слова даосов, когда они говорили, что «рождение человека – это скопление эфира. Соберётся эфир, образуется жизнь, рассеется – образуется смерть». Два вздоха в минуту – это очень мало, а вдруг, завтра он вообще перестанет дышать, и его жизненный эфир совсем рассеется. Тогда он умрёт, и это произойдёт в самом расцвете его сил, он унесёт с собой в могилу свой совершенный разум. Но это несправедливо! Вся моя сущность восставала против этого. Но тут я обратил внимание на ровный шум над моей головой работающей на крыше торсионной тарелки. И я вспомнил, как он сказал, что пока держится торсионное поле, в городке никто не умрёт. Эти слова меня немного успокоили. Где же он? И что он там делает. Кажется, он говорил, что на пятый день, день Венеры, он должен был обобщать полученные на небесах знания и переводить их в доступную для понимания человека форму. Этим он и занять сейчас. Быстрее бы он кончал свою работу и возвращался. А вдруг, он не сможет вернуться на землю, и пролетит мимо, унеся свои знания в космос.

Я встал перед ним на колени и тихим голосам сказал:

– Ну, ты, несносный чертёнок, не нужны нам твои знания. Возвращайся сам живым и невредимым. И не вздумай больше нигде задерживаться.

Не в силах больше находиться рядом с ним, я спустился с чердака. В своей комнате я включил компьютер, на экране второго дракона не было. Я одиноко носился по небу среди ангелов, моих друзей, и страдал, ожидая прилёта своего друга из космоса. Я вышел на балкон и посмотрел на небо. Солнце спускалось за горизонт. Мне показалось, что горы на горизонте стали выше, а впадина нашей долины как бы углубилась. Я вспомнил, что Егор предупреждал, что завтра нужно обязательно отключить наш агрегат, а то торсионное поле может захлопнуть наш мир.

На следующий день я не пошёл в школу. Это была рабочая суббота, мои родители ушли на завод. В школе тоже шли занятия. Я был этому рад. В этот день должен был вернуться Егор из дальнего путешествия. Я поднялся на чердак, надеясь, что он уже проснулся, как это всегда случалось по утрам раньше. Но он оставался в той же позе на спине, как и всю прошедшую неделю. На носу у него сидела стрекоза. Я отогнал её, и пощупал его пульс. Биение сердца не прощупывалось. Он умер. Я сидел в оцепенении держа его руку в своей, ничего не соображая, и ни на что не реагируя. Он обещал, что на шестой день вернётся с новым багажом знаний, но вместо этого передо мной лежало его безжизненное тело. Он ни только не принёс нам тайного света знаний из глубин Вселенной, но и оставил весь свет своей души там, далеко от нашей земли. Великая скорбь охватила мою душу. Я потерял лучшего своего друга. А он, ведь, обещал обязательно вернуться к нам, и если не в своём теле, то в теле какого-нибудь умершего создания. Я вспомнил о стрекозе, сидящей на его носу. Может быть, он переродился в стрекозу? Я посмотрел вокруг, но не увидел стрекозы. Она давно улетела, вылетев в проём слухового окна, откуда струился утренний свет. Я выбрался через него на крышу.

Из моих глаз струились слёзы, а сердце сжимала в тиски тоска по утерянному другу и чувство вины и раскаяний за то, что я довёл ситуацию до такого печального конца, и бессилия от того, что я никак не могу исправить это горе и вернуть друга к жизни. Я оглянулся по сторонам и ужаснулся. Толи от слёз, стоявший в моих глазах, толи от необычного преломления свет, мне показалось, что горы и сам горизонт поднялись настолько высоко, а наш городок с заводом опустился в такую глубокую котловину, что небо надо мной выглядело шаром и замкнутым прозрачным куполом, похожим на хрустальный шар. И я тут же вспомнил слова Егора, что этот день торсионное поле должно схлопнуть наш городок с заводом и отделить его от окружающего мира непроницаемой перегородкой, превратив в отдельную непроницаемую сферу в неком новом измерении. Я испугался, что, потеряв дорогого друга, я потеряю также и весь наш мир, которому я привязался и без которого не мыслю своего существования. Я подошёл к торсионному агрегату и отключил его. Летающая тарелка сразу же затихла, словно умерла. Вокруг стояла тишина. Я смахнул слёзы с глаз, и мир сразу же вошёл в свои прежние границы. Мирно светило утреннее солнцу, по скверу гуляли редкие прохожие. Молодая мама катила коляску с младенцем. По улице проехала легковая машина белого цвета. Мир был спасён.