Наш эксперимент

Я прислонил своё ухо к его груди. Егор совсем не дышал. Грудь его не поднималась и не опускалась. Если бы не медленное биение сердца, то я принял бы его за мёртвого. Но если в его груди нет воздуха, тогда, может быть, его грудь наполнена эфиром. Ведь через нос в него входит свет Вселенной, как через глаза – свет вселенских тайн, а через уши – небесные звуки мировой гармонии. Он говорил, что эфир от гнева рассеивается и не возвращается, поэтому его не хватает. Я, как дурак, из-за каких-то подозрений приревновал к нему Катю. Я расстроился и, возможно, в душе испытал гнев. И от этой дурацкой ревности, вместо того, чтобы трансформироваться в какое-то новое высшее существо, опустился ещё на одну ступеньку ниже. Правы, даосы, когда говорят, что если, поднявшись, эфир не опускается, человек становится вспыльчивым. Если же он, опустившись, не поднимается, то человек становится забывчивым. Как мы зависимы это этого эфира и нашей психической энергии. Кто-то из даосов сказал, что «Дао – хозяин дэ, жизнь – это свет от дэ, а характер – сущность жизни». В этом случае Дао – это закон, а дэ – гармония. Интересно, есть ли у меня характер? И какой он? Если я склонен к вспыльчивости, ревности и гневу, то могу ли я достичь той святости, когда перед человеком открывается четыре мудрости. Вероятно, именно сейчас Егор на небе постигает все эти мудрости: небесную великую мудрость, подобную круглому огромному зеркалу, универсальную мудрость блаженства, мудрость созерцания сокровенного и совершенную мудрость, которые все вместе создают новое трансформированное тело. Если Егор вернётся оттуда, то он станет святым, блаженным, полубогом. Я наклонился к нему и благоговейно поцеловал в лоб.

На четвёртый день Катя подошла ко мне и решительно спросила:

– Что с Егором? Почему он не ходит в школу?

– А почему это так тебя волнует? – спросил я её, еле сдерживая дрожь в голосе.

– Уж не влюблена ли ты в него?

– Дурак, – ответила она сердито, – тебе нужно лечиться.

– От чего? – спросил я её, ожидая, что она мне ответит «от глупости».

Но вместо этого она тихо молвила:

– От ревности.

И всё вернулась на свои места. И вновь она стала для меня «моей Катей», и я понял, что у неё к Егору чисто дружеское товарищеское отношение. И что она переживает за человека, с которым, может быть, случилось несчастье. Ведь у женщин интуиция тоньше, чем у нас, представителей мужского пола. И я устыдился своей ревности.

– Извини, – сказал я, – но он просил ничего и никому о нем не говорить. Он должен появиться сам послезавтра.

– Очередной эксперимент? – спросила Катя.

Я кивнул головой.

– И что же это за эксперимент? – настаивала она.

– Не могу сказать, – ответил я, – потому что дал ему слово молчать.

– А этот эксперимент не опасный? – спросила она с тревогой.

– Думаю, что нет.

После занятий я опять поднялся к Егору и смерил его пульс. Сердце билось не чаще четырёх ударов в минуту. Он был ещё жив. «А что, если у него остановится сердце? – в отчаянии подумал я. – Что я буду делать тогда?» Лицо у Егора немного осунулось, и нос заострился. В этот день Юпитера, подумал я, он облетает Вселенную и напитывается опытом и знаниями Мировой Души и Мирового Разума. Может быть, в эту самую минуту его принимает у себя сам Господь Бог и даёт наставления.

Я поправил на нем одеяло и постарался представить, как его движение может происходить на небесах. Я мысленно вообразил Единый поток как нескончаемый ветер во вселенной, в котором перемешана светлая энергия с тёмной. И эта энергия постоянно преобразуется в разные формы, создавая наш физический мир и творя построения в других измерениях. И я вдруг понял, что, то мгновение, в котором проявилась форма, и есть наша жизнь. И что мы должны её беречь и сохранять любыми способами. И от этого видения я содрогнулся и испугался за жизнь Егора. «Что же я делаю? – подумал я, – он-то, дурак, совсем не соображает, что делает. А я-то, вроде бы нормальный, иду у него на поводу, подчиняясь всем его капризам. Так он лишит себя жизни, а я окажусь соучастником этого преступления против природы.

Я вскочил на ноги и возбуждённо заходил по чердаку. Что делать? Мне хотелось кинуться к нему и растормошить, пробудить его ото сна. Но я боялся сделать ещё хуже, усугубить это зловещее положение. Может быть, отключить торсионное поле? Но он сказал, что я могу это сделать только через шесть дней. Иначе он может не вернуться. А может быть, он ошибается? Как же поступить?

Я сел на балку и сжал руками свою голову. Я не знал, что делать. Я пребывал в отчаянии и по-настоящему испугался за жизнь друга. Я ещё раз пощупал его пульс. Он был хоть и медленный, но ровный. Собрать друзей? Посоветоваться, что делать? А что они могут сказать или сделать? Ничего. Кроме волнений, ничего не будет. И я решил подождать ещё одни день.

Пятый день прошёл для меня в кошмаре. Утром Катя опять спросила меня:

– Егор жив?

– Почему ты спрашиваешь? – спросил я её.

– Я видела плохой сон, – призналась она, – мне представилось, что он превратился в метеорит, и летит к земле, но не попадает на неё, а проносится мимо.