Народ, или Когда-то мы были дельфинами

– Почему все так обернулось? – вопросил Поулгрейв, обращаясь к Фокслипу. – Я думал, ты умный! Ты сказал, нам достанутся лучшие трофеи. Ты сказал…

– А теперь я говорю, чтоб ты заткнулся. – Фокслип повернулся к Дафне. – Ну хорошо, миледи. Не думай, что я поверил во всю эту брехню. Как рассветет, мы уплываем с этой задрипанной скалы. Может, даже к папочке тебя отвезем. Но смотри, чтоб в конце нам перепало золотишка, а не то пожалеешь. Никаких фокусов, ясно?

– Да, барышня. У нас четыре заряженных пистолета, – сказал Поулгрейв, махнув одним из них в ее сторону. – И они остановят все, что угодно, ясно?

– Они не остановят пятого человека, мистер Поулгрейв.

Он переменился в лице, что доставило Дафне огромное удовольствие. Она обратилась к Фокслипу:

– Фокусы? Я? Нет. Я хочу домой. И я не знаю никаких фокусов.

– Поклянись жизнью своей матери, – сказал Фокслип.

– Что?

– На «Джуди» ты вечно задирала нос. Поклянись, я сказал. Тогда я тебе, может, даже поверю.

«Знает ли он о моей матери? – гадала она. Спокойные мысли словно плавали поверх озера ярости. – Капитан Робертс знал, и еще я сказала Кокчику, но даже он не стал бы судачить о таких вещах с Фокслипом и ему подобными. Да разве можно вообще требовать от человека такой клятвы!»

Фокслип зарычал. Дафна слишком долго не отвечала, и ему это не нравилось.

– Что, язык проглотила? – спросил он.

– Нет. Но это очень важная клятва. Мне надо подумать. Я обещаю, что не попытаюсь от вас сбежать, я не буду вам врать и не попытаюсь завести вас в ловушку. Достаточно?

– И клянешься в этом жизнью своей матери? – не отступал Фокслип.

– Да, клянусь.

– Очень мило с вашей стороны, – сказал Фокслип. – Правда, мистер Поулгрейв?

Но Поулгрейв смотрел на роняющий капли лес по обе стороны тропы.

– Там водятся всякие твари, – застонал он. – Они ползают и кишат!

– Я не удивлюсь, если там еще и слоны есть, и львы с тиграми, – бодро заметил Фокслип. И добавил погромче: – Но у этого пистолета жутко чувствительный курок, и если мне только покажется, что я слышу какой-то лишний звук, этой барышне будет очень плохо. Услышу чужие шаги – и ее можно будет нести на кладбище!

Как только Дафна и двое брючников исчезли из виду за поворотом тропы, Мау выступил вперед.

– Мы можем броситься на них. Дождь на нашей стороне, – шепнул Пилу.

– Ты ведь слыхал, что сказал тот, который повыше. Я не могу рисковать ее жизнью. Она спасла мою жизнь. Дважды.

– А я думал, ты ее тоже спас.

– Да, но в первый раз, когда я спас ее жизнь, я спас и свою тоже. Понимаешь? Если бы ее не было, я бы взял самый большой камень и вошел бы в темную воду. Один человек – ничто. Два человека – народ.

Пилу сморщил лоб, напряженно думая.

– А три человека тогда что?

– Народ побольше. Давай пойдем за ними… только осторожно.

«И во второй раз она спасла меня от Локахи», – подумал он, когда они пустились в путь, бесшумно, как призраки под дождем. Он тогда проснулся, и в голове у него не было ничего, кроме серебряных рыб, и старуха ему все рассказала. Он бежал к белому городу на морском дне, а потом там оказалась Дафна. Она вытянула его наверх, обогнав Локаху. Даже на мудрую женщину это произвело впечатление.

У девочки-призрака был план, но она не могла поделиться с Мау. Оставалось только красться за ней, взяв дубинки и копья…

Нет, совершенно незачем за ней красться. Он и так знал, куда она пойдет. Он смотрел на бледнеющий в сумерках силуэт: она вела тех двоих по тропе вниз, в Женскую деревню.

«Интересно, есть здесь кто-нибудь?» – подумала Дафна. Она видела миссис Бурбур наверху, у пещеры. Все, кто мог ходить, пошли наверх. Только в дальних хижинах лежали больные. Придется соблюдать осторожность.

Она зажгла пучок сухой травы от костра, горевшего у хижины, и засветила одну из ламп, принесенных с «Джуди». Дафна делала все очень осторожно, рассчитывая каждое движение, – ей не хотелось думать о том, что она сделает потом. Нужно разделиться на две несообщающиеся половинки. Все равно у нее тряслись руки, но любая девочка имеет право на дрожь в руках, если двое мужчин наставили на нее пистолеты.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала она. – Циновки хоть как-то лучше голой земли.

– Премного благодарен, – сказал Поулгрейв, оглядывая хижину.

У Дафны чуть не разорвалось сердце. Когда-то какая-то женщина учила этого человека хорошим манерам. А он вместо благодарности вырос вором, подхалимом и убийцей. И сейчас, когда он боится и ему не по себе, крупица настоящей вежливости выплыла из глубин, как чистый прозрачный пузырик из болотной трясины. Это не облегчало дела.

Фокслип только хрюкнул и сел, прислонившись спиной к внутренней стене хижины – скальной стенке.

– Это ловушка, а? – спросил он.

– Нет. Вы же заставили меня поклясться жизнью матери, – холодно сказала Дафна и подумала: «И это был грех. Даже если у вас нету вообще никакого бога, это грех. Некоторые вещи сами по себе грех. А я собираюсь вас убить, и это тоже смертный грех. Но с виду это не будет похоже на убийство».

– Не хотите ли пива? – спросила она.

– Пива? – повторил Фокслип. – Здесь есть настоящее пиво?