Читаем Народ, или Когда-то мы были дельфинами полностью

Народ, или Когда-то мы были дельфинами

Да, а запах! Ничто так не воняет, как стая птиц-дедушек в непосредственной близости. Помимо обычной птичьей вони – сухого костяного запаха перьев – у птиц-дедушек ужасно разит из клювов, как ни у одного другого живого существа. Волны этого смрада били по коже, словно шершавые щетки. И все птицы беспрестанно щелкали клювами – каждая пыталась перещелкать другую, так что Дафна едва не пропустила спасительный крик.

– Покажи нам панталончики! Раньше был я выпивоха, а теперь я пахну плохо![12]

Птицы запаниковали. Они терпеть не могли попугая, так же как он их. А когда птица-дедушка хочет убраться подальше, она непременно оставит на месте все ненужное для полета.

Дафна скорчилась и закрыла голову руками от хлынувшего града костей и погадок из рыбы. Наверное, хуже всего был шум, но если вдуматься, в этой ситуации все было хуже всего.

Вдруг мимо Дафны метнулась смугло-золотистая фигура, держащая по кокосу в каждой руке. Фигура шаталась, пинками расчищая себе путь среди паникующих птиц, пока не достигла каменной чаши. Чаша была полна птиц-дедушек – со стороны это напоминало цветы в вазе. Человек поднял кокосы высоко в воздух и резким движением разбил их друг о друга.

Наружу хлынуло пиво, и его аромат разнесся по воздуху. Клювы птиц немедленно обратились в сторону чаши, стремясь к пиву, как стрелки компаса – к северу. Про Дафну тут же забыли.

– Лучше бы я умерла, – сказала она в пространство, выпутывая кости из волос. – Нет, лучше бы я оказалась в хорошей горячей ванне с мылом и полотенцами. А потом бы оказалась еще в одной ванне, потому что, уж поверьте, такую голову с одного раза не отмыть. А уже потом лучше бы я умерла. Я думаю, это самое плохое, что со мной в жизни слу… – Она умолкла, потому что с ней случилось то, что было гораздо хуже и, сколько ни живи, всегда будет хуже… И закончила: – Вторая самая плохая вещь, которая со мной в жизни случилась.

Мау сел на корточки рядом с ней.

– Мужская деревня, – сказал он, ухмыляясь.

– Да уж, похоже, – отрезала Дафна. Она уставилась на Мау. – Откуда ты взялся?

Мау нахмурился, и она поняла, что он ее не понял. Они уже более или менее нашли общий язык благодаря Пилу и Кале, но в основном для обычных повседневных вещей. А «откуда ты взялся?» было слишком сложно, потому что эти слова задавали совсем не тот вопрос, который вроде бы лежал на поверхности. Дафна видела, как Мау пытается ее понять.

– Э… Я взялся от своей матери и от своего отца… – начал он, но Дафна была уже готова к этому.

– Я хотела спросить, как ты оказался здесь! – громко перебила она.

Пока он думал, раздалось несколько приглушенных ударов. Это падали птицы-дедушки, словно пожилые дамы, перебравшие хереса на Рождество. «Уж не отравились ли они пивом, – подумала Дафна, – ведь никто из них даже не пытался спеть песню. Но вряд ли. Как-то раз у нее на глазах птица-дедушка съела целого дохлого краба, пролежавшего на солнце несколько дней. Кроме того, клювы лежащих птиц подергивались, тихо, довольно пощелкивая. На место упавших птиц заступали их жаждущие товарищи».

– Девочка сказала, что ты что-то говорила про камень, – объяснил Мау. – А потом она заставила меня съесть миску мяса. Очень настаивала. А потом я пришел сюда так быстро, как только мог, и она за мной не поспела.

Он показал рукой. Блайби шла вверх по склону – очень осторожно, стараясь не наступать на храпящих птиц.

– Она сказала, что ты ей велела за мной присматривать.

Они сели и стали ждать, стараясь не смотреть друг на друга. Потом Мау произнес:

– Понимаешь, это так устроено: птицы пьют пиво, а дух пива поднимается вверх, к Дедушкам. Так говорили жрецы.

Дафна кивнула.

– У нас дома для этого используют хлеб и вино, – сказала она и подумала: «Ох, тут лучше не вдаваться в подробности. В этих местах знают, что такое каннибализм. Как бы не вышло… ненужной путаницы».

– Но я думаю, что это неправда, – сказал Мау.

Дафна кивнула и подумала еще немного.

– Может быть, некоторые вещи – правда, но в каком-то особенном смысле?

– Нет. Люди так говорят, когда хотят поверить в ложь, – отрезал Мау. – И обычно верят.

Воцарилась еще одна пауза. Ее заполнил попугай. Поскольку его смертельные враги были парализованы демонским питьем, он спикировал на них и принялся старательно снимать с них панталоны, то есть аккуратно, без устали ощипывать белые перышки с ног, одно за другим. При этом он издавал радостные, но, к счастью, приглушенные попугайские вопли.

– Они очень… розовые, – сказала Дафна, обрадовавшись, что подвернулась невинная тема для разговора. Относительно невинная.

Немного спустя Мау спросил:

– Ты помнишь, как мы… бежали?

– Да. Не совсем. Я помню рыбок.

– Серебряных? Длинных и тонких?

– Да, как угри! – воскликнула Дафна. Ветерок гнал перья по долине, сбивая в комки.

– Значит, это на самом деле было?

– Наверно.

– Я хотел спросить, что это было – сон или явь?

– Миссис Бурбур говорит, что да, – ответила Дафна.

– А кто… кто такая миссис Бурбур?

– Та очень старая женщина, – объяснила Дафна.