Народ без элиты

Первое время нашего пребывания в доме отдыха мы с радостью наблюдали, как по Волге снизу вверх по течению шли суда, гружённые нефтью. И вот это движение прекратилось. Немцы вышли к Волге и перерезали эту коммуникацию». И это всё. И даже слова нет о победе советского народа под Сталинградом. Интеллигенту это было неинтересно.

А вот, что написано о Курской битве: «На Орловско-Курской дуге немцы были разгромлены. По-видимому, этот разгром был заранее предусмотрен и планировался. Немецкое наступление началось именно тогда, когда это было для русских удобно и известно заранее, по крайней мере».

И о событиях войны это всё.

В 1944 году по Москве провели 57 тысяч немецких пленных во главе с 19 пленными немецкими генералами. И даже об этом нет ни слова, хотя с весны 1943 года Понтрягины уже вернулись из Казани в Москву. Но в Москве Понтрягину были более интересны проблемы выращивания овощей на выделенном им огороде.

Нет, Понтрягин, безусловно, желал победы Красной армии: «Мрачные мысли о том, что будет с нашей страной и со всеми нами, в случае если война будет проиграна, преследовали меня. Мне казалось, что советскую интеллигенцию в случае проигрыша войны может постичь та же самая участь, которая постигла русскую буржуазию и русскую интеллигенцию после Октябрьской революции: эмиграция или жалкое прозябание в собственной стране». Как видите, что будет с народом, Понтрягину было совершенно наплевать, речь идёт только о себе, любимом, – о том, что немцы могут быть для российского интеллигента хуже, чем большевики.

Алчность интеллигента

Интересный штрих к раздаче орденов в тылу.

В 1945 году Понтрягина не только наградили орденом Трудового Красного Знамени, но и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне»! И это притом, что в мемуарах и намёка нет на то, что он хоть что-то сделал для победы в войне. Нет, он занимался математикой, как и раньше, – как развлечением, – и, по его словам, много занимался. Но вот только нет ни слова о том, что эти его математические развлечения хоть в чём-то помогли советскому народу победить всю, на тот момент фашистскую, Европу во главе с немцами.

Во всей главе «Война и эвакуация» помещены только интересные рассказы о том, как они с женой и матерью добывали еду, как ссорились и разводили склоки, даже о том, как какали в условиях отключения водопровода. Но о том, что Понтрягин сделал для победы в войне, ничего нет. Я не могу утверждать, что он вообще ничего не сделал для этого, но, повторю, у него просто ничего об этом нет.

Понятное дело, что не интеллигента это заботы – народное быдло от всех неприятностей должно само защитить себя и, главное, интеллигента.

Но ведь после войны две награды ухватил! Сумел!

Вот его собственный штрих к жизни и работе интеллигентов в эвакуации во время войны, в данном эпизоде – в 1942 году, во время решающей Сталинградской битвы.

«Как раз в это время, в ноябре, должна была состояться сессия Академии наук в Свердловске. Мы её нарекли обжорной сессией. На неё я поехал с женой. Было решено, что из Свердловска мы поедем прямо в Москву, не останавливаясь в Казани. Так и сделали. Сама поездка в Свердловск и пребывание в Свердловске были очень интересными.

…Не помню, в чём заключалась научная сторона Свердловской сессии. Основное впечатление осталось от того, что нас в Свердловске обильно и вкусно кормили. Я не мог съесть всего того, что имел право есть, опасаясь заболеть и потерять возможность есть. Я помню, что в тарелку гречневой каши я клал сто граммов сливочного масла. До пирожных я никогда не мог добраться, опасаясь переесть. На предыдущей аналогичной сессии одна жена академика умерла от переедания. Во время этой ноябрьской сессии в Свердловске там находился Московский государственный университет в эвакуации, который первоначально был эвакуирован в Ашхабад, а потом переведён в Свердловск. Там я встретился с профессором В.В. Степановым. Он был совершенно голодный и говорил о себе так: “Я – голодный человек”. Уезжая из Свердловска, мы везли с собой пирожные и плюшки, которые передали на Казанском вокзале моей матери, проезжая через Казань».

Страна проливала реки крови в отчаянной решимости защитить свою независимость, страна оторвала от военных нужд транспорт и продовольствие, чтобы собрать этих учёных в Свердловске, а Понтрягин не помнит, чем они в Свердловске занимались. Кроме, естественно, того, что они вкусно жрали.

Интеллигент!

Понтрягин вспоминает: «Жизнь в Казани не была переполнена одними только трудностями и тяжкими переживаниями. Было и много хорошего. …Я гораздо больше общался, чем это было в Москве, с сотрудниками Академии наук, так как все мы жили не очень далеко друг от друга. Общение доставляло в основном мне большую радость. Среди лиц, с которыми я часто встречался, были Александров, Колмогоров, Люстерник, Ландау, Лифшиц. Общение со всеми ними было очень интересным и привлекательным для меня». Кто бы спорил, ведь указанные лица, в отличие от самого Понтрягина, были потомственные интеллигенты (хотя и не все из дворян).