Наркокапитализм. Жизнь в эпоху анестезии

Сон был двойственен: он рассматривался как то, чему добропорядочные граждане могли предаваться без остатка, находясь под защитой бдительных сил порядка, и как нечто такое, что все же должно платить по счетам силам ночи. С одной стороны, ночь интегрировалась в сферу, находящуюся под властью государственных сил; с другой стороны, она все еще отбрасывала тень опасности, предостерегавшую разумных людей от риска, ведь никогда не знаешь, чего ожидать. История ночи в двадцатом веке постоянно колебалась между двумя полюсами этой ложной альтернативы, что можно увидеть в постепенном превращении ночных клубов в места развлечений, очищенные от всякой политической агитации. Даже в самый декадентский период 1970-х годов, когда кокаин падал с потолка «Студии 54» (Studio 54) в Нью-Йорке, завернутый в маленькие шарики, которые людям нужно было лопнуть, чтобы понюхать порошок, возбуждение оставалось уже лишь на поверхности. Ночной клуб стал местом сдерживания коллективного возбуждения – средством, позволяющим «воспроизводить рабочую силу» в то время, когда для облегчения этой задачи появилась возможность полагаться на определенные наркотики. В случае с кокаином, как и с амфетамином или МДМА («экстази»), вопрос заключался в двойной эффективности: эффективности самой оргии, а затем того, что позволяло вам прийти в себя, чтобы в следующий раз вновь окунуться в нее[99]. Наиболее ярко это иллюстрирует клуб, некоторое время считавшийся лучшим в мире, – «Бергхайн» (Berghain) в Берлине, который Михаэль Тойфеле и Норберт Торманн открыли в здании старой электростанции в 2003 году[100]. В «Бергхайне» происходили всего две вещи: танцы и секс – два вида физической активности, выполняемой в механистической ауре техно-музыки и под воздействием синтетических наркотиков. Если, по крайней мере, вам удавалось убедить Свена Марквардта, самого невозмутимого вышибалу на планете, что вы заслужили право войти, то есть заслужили поработать над своим расслаблением – вот парадокс, на который никто, кажется, не обращал внимания. Тогда как «Студия 54» и подражавшие ей клубы (такие как Palace в Париже в начале восьмидесятых) еще могли создавать иллюзию возбуждения, пусть даже и пустую, то «Бергхайн» совсем не притворялся: он был не чем иным, как метафорой состояния современного труда.

§ 29. Постсуточная гипотеза

Техническая и политическая колонизация ночи современностью не отделима от развития индустриального капитализма и связанной с ним формы верховной власти; в конечном счете она превратила его в еще одну разновидность дня. В своей книге «24/7» Джонатан Крэри, яростно обвиняющий капитализм в наступлении на сон, перечислил признаки, указывающие на то, что это только начало и что некоторые уже придумывают, как бы отодвинуть границы ночи еще дальше[101]. Среди предполагаемых сценариев, помимо возможности отражения солнечного света для окончательного изгнания тьмы и установления 24-часового рабочего дня, мы находим идею об устранении потребности в сне. Подобно тому, как во время Второй мировой войны немецкий генштаб распределял производные амфетамина среди солдат вермахта, чтоб те могли наступать несколько дней подряд без сна, специалисты в американской армии начинают изучать некоторые виды птиц, которые вообще почти не спят. Как подчеркивает Крэри, эти исследования наверняка будут иметь отклики – ведь мы знаем, что результаты военных испытаний имеют тенденцию позже импортироваться в гражданскую сферу (как это произошло с классификациями DSM)[102]. Однако Крэри забыл упомянуть, что эти отклики уже сейчас слышны в ритмах, под которые люди танцуют в ночных клубах, где цель многих – вступить в такое отношение с временем, при котором не важна смена дня и ночи. Как в случае с немецкими солдатами во время Второй мировой войны, а также солдатами большинства других вооруженных сил с тех пор, химические вещества используются для перераспределения суточного цикла, к которому так стремятся тусовщики – словно в этом его судьба. Выйти из цикла – таково общее желание танцоров, армейских офицеров и капиталистических предпринимателей; заново изобрести циклическую экологию, в которой до сих пор эволюционировал человек, чтобы заменить ее другой, сформированной в соответствии с вашей волей. Эта постсуточная экология является одновременно горизонтом ожиданий капитализма, стремящегося преумножить «дополнительное время», извлекаемое им из своей рабочей силы, и целью нового рынка, к которой он никогда не прекращал двигаться. В постсуточную эпоху всякое время обречено стать «дополнительным», то есть временем, единственным качеством которого является расположение за пределами того, что в нем не относится к навязчивому учету чистой ценности, стоимости без затрат.

§ 30. Всеобщий сомнамбулизм