«Бессонница», возможно, казалась еще одним словом, обозначавшим стремление вырваться из суточного цикла, но относилась к противоположности того, чего желали сторонники промышленного, а затем финансового капитализма. Бессонница делает вас неэффективным; она подразумевает низкую работоспособность – вот почему исследования того, как положить ей конец, продолжались на протяжении всего двадцатого века. Столь популярная модель отношения к ночи не имела ничего общего с ошеломленным индивидом, чье возбуждение требовало успокоения; напротив, были надежды на своего рода опеку над этим возбуждением. Требовалось найти способ включения в рабочую силу проявляемого индивидами возбуждения – так же, как умственных или физических способностей, в отношении которых оно являлось в некотором смысле усилительной мерой. Вместо бессонницы индивиды, населяющие постсуточную среду, должны были демонстрировать те же черты, что и субъекты другой категории, тоже узники своей ночи, но способные исключить ее воздействие: депрессивные. Однако отношение депрессивного человека к ночи, чистая эффективность без самосознания, анестезирующая эффективность, имели название – название, которое проекты полного превращения ночи в день дали новой действительности:
Глава четвертая
Глотая таблетку
Когда 10 июня 1957 года Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) наконец разрешило фармацевтической компании G. D. Searle выпустить на рынок эновид – новое лекарство для лечения нарушений менструального цикла и предотвращения выкидышей – оно понятия не имело, что делает[103]. Многими годами ранее, под руководством (и на деньги) богатых ветеранов женского движения Маргарет Сэнгер, Кэтрин Маккормик и независимый эндокринолог Грегори Пинкус начали отдельные исследования, которые затем приведут к разработке этого продукта. Их изыскания фокусировались на свойствах конкретного вещества, которое, как показали предыдущие незавершенные работы, обладало ингибирующим действием на оплодотворение кроликов – прогестерона[104]. Интуиция подсказывала Пинкусу, что если этот гормон действует на кроликов, то он может оказывать такое же влияние и на людей, а это сулило решение проблемы, которую старательно пыталась скрыть послевоенная Америка, – высокой рождаемости. Поскольку в ту эпоху никто даже не помышлял о контроле рождаемости, не говоря уже о методах контрацепции помимо силы воли, то такое исследование было рискованным и, прежде всего, трудным с клинической точки зрения. Поэтому Пинкус позаботился о том, чтобы испытания этой молекулы, разработанной при поддержке химиков из G. D. Searle, которым удалось создать синтетическую версию гормона, проводились вне поля зрения американских моралистов. Благодаря связям в Пуэрто-Рико он смог проводить там испытания, которые ему не удалось бы организовать в Соединенных Штатах, хотя их результаты едва ли были убедительными и выявили многочисленные нежелательные последствия, вынудившие многих подопытных отказаться продолжать[105]. Это обстоятельство повлияло на него не больше, чем возражения церкви и пуритан или законы своей страны; он удовлетворился получением ответа на конкретный вопрос: прогестерон действительно подавлял зачатие у людей. Когда компания G. D. Searle получила разрешение на продажу эновида, FDA, таким образом, рассматривало препарат недостаточно протестированный, сомнительный и позиционировавшийся как что угодно, но только не как метод химической контрацепции[106]. Однако благодаря удачному информационному взаимодействию новости распространились молниеносно, позволив наконец провести запрещенные прежде тесты. Так появилась противозачаточная таблетка.