Направление — Прага

Спятил! На миг Ян впал в малодушное отчаяние. Понуро и бессильно стоял рядом с орущим пленником, чувствуя, что вот-вот начнет буйствовать вместе с ним. Выть от тоски и отчаяния. В истерическом припадке Вайнер размахивал руками, раскачивая и дергая левую руку Яна, к которой была привязана его правая рука. Возможно, именно это дерганье и привело Яна в себя. Он чувствовал, как его руку бросает вверх-вниз, взад-вперед, эти движения выводили его из равновесия. Он слышал вопли майора. И вдруг очнулся.

— Заткнись!

Вайнер продолжал вопить, не обращая на него внимания.

Ян зажал ему рот свободной рукой и вдруг почувствовал жуткую боль в мизинце. Он вырвал руку из зубов майора, но тут же получил удар в нос, который на мгновение ошеломил его. Однако после второго удара в лицо к нему вернулась холодная ясность сознания. Он отпрыгнул в сторону — и в результате потащил майора за собой. Потеряв равновесие, оба упали. Связанные руки ограничивали их движения. Они метались по земле, наваливались друг на друга, наносили удары свободными руками, уклонялись от них. Дрались тихо, упорно. Когда одному из них удавалось схватить другого, они скалили зубы, пыхтели от напряжения и ярости в окровавленное лицо противника, готовые вцепиться в него зубами.

Ян понимал, что майор тяжелее и сильнее его, а использовать свою ловкость не мог — мешал проклятый ремешок, которым он был связан с левой рукой майора. Без ножа, вылетевшего из чехла во время драки, и без автомата, бесполезного в этой рукопашной схватке, Ян мог рассчитывать только на то, что его правая рука сильнее левой руки противника. На карту была поставлена жизнь. Если он оплошает, майор убьет его, должен убить, ничего другого ему не остается, если он хочет сбежать. Главное, чтобы майор не подмял его под себя, говорил он себе и старался не расходовать силу в слепой, безрассудной ярости. Он наносил удары расчетливо и хладнокровно. После одного из ударов Ян почувствовал, что майор обмяк. Он напряг все силы, придавил противнику руку одним коленом, другим уперся ему в живот. И снова ударил.

Майор дернулся и замер. «Не убил ли я его?» В свой последний удар Ян вложил всю оставшуюся силу. Он упал грудью на грудь майора и громко перевел дух. Но тут же опомнился, освободился от ремешка и из последних сил поднялся. Оперся спиной о дерево, снял автомат с предохранителя. Широко расставленные ноги с трудом держали его. Дышалось тяжело и прерывисто. Постепенно силы возвращались к нему, он приходил в себя.

Вдруг до ушей Яна долетел знакомый звук. Он вздрогнул. Пилорама. «Ах да, рядом лесопилка!» — вспомнил он. Ян жадно вслушивался в высокий ритмичный звук, установившийся в одной тональности. Было в нем что-то успокаивающее, в этом привычном звуке, — как в милой знакомой музыке. Он закрыл глаза и увидел себя, как он с колом в руке подпирает бревно, он на одном конце, Павел на другом, как они вкатывают его на толстые доски, по которым оно уже само, под собственным весом скатывается к упору, а там уже рабочие выкатывают его на тележку и по рельсам подают к рамам.

Майор шевельнулся. Сел, тупо, недоуменно уставился перед собой. Прижал ладони к лицу, протер глаза и начал ощупывать подбородок, щеки, нос, лоб, Отвел от себя руки со следами крови и стал сосредоточенно разглядывать их. Покачал головой, поднял глаза и встретился с настороженным взглядом Яна.

— Здорово мы друг друга отделали.

Только сейчас Ян почувствовал, что у него горит правая бровь, болит нос, а по лицу на усы стекает вряд ли одна лишь вода. Но он не стал этого проверять.

— Вставай!

Ганс Вайнер поднимался медленно и тяжело. Приведя в порядок свое промокшее тряпье, нахлобучил на голову измятый берет. Стоял, неуверенно, виновато глядя на Яна.

«Чучело, — подумал Ян. — Образцовое чучело. Насадить ему на голову пучок соломы, увешать станиолем, и можно смело пугать зайцев в капустном поле. А я что? — Ян посмотрел на себя. — Я бы мог пугать зайцев на другом конце поля».

Вайнер шагнул к Яну.

— Стой! Кругом! — Ян поднял автомат.

Вайнер не шелохнулся.

— Извини, сам не знаю, что на меня нашло.

— Если б ты меня прикончил, небось тоже сказал бы «извини».

— Я бы тебя не убил.

— Теперь пойдешь впереди меня.

— Куда?

— Туда. — Ян показал в сторону леса.

Дождь все накрапывал.

Мокрая одежда облепила их ледяным панцирем.

Неотступная мысль: «Куда?» Пересечь долину он не решался, лес начинал внушать ему страх. Ян знал одно: нельзя стоять на месте. С деревьев текло, как из водосточных труб. Ян дрожал не переставая, на нем не было сухой нитки. Ему казалось, что он с головы до ног закутан в холодный компресс.

«Нет, я не хотел его убивать, — повторял себе Ганс Вайнер. — Когда на уроках закона божьего нам говорили о десяти заповедях, мне казалось странным и ненужным, что нам внушали эту заповедь: «Не убий!» Чтить бога, родителей, не лгать, не красть — да, к этому нужно приучать. Но говорить нам, чтоб мы не убивали? Не ставится ли тем под сомнение сам основной принцип жизни?