Вайнер шагает тупо и тихо, неловко ступая на правую ногу: он уже перевязал платком стертую пятку. Его тоже трясет как в лихорадке. Вот разве что разбитое, опухшее лицо приятно холодят стекающие дождевые капли. После той драки по всему его телу разлилась изнуряющая усталость. Вихрь мыслей улегся, в отупевшем мозгу воцарилась полная апатия. Не думалось и не хотелось думать совершенно ни о чем. Рядом с ним Ян дважды спотыкался на мокрой хвое и падал. Майор останавливался и равнодушно ждал, когда он опять встанет на ноги. Безучастно наблюдал, как тяжело, не сразу он подымался с земли, и не испытывал ни малейшего желания броситься на него. Видел и камень, лежавший у его головы, достаточно было нагнуться и ударить. Вайнер этого не сделал.
Когда они обходили овражек, служивший свалкой для ближайшей деревни, у Яна подвернулась нога. Падая, он инстинктивно ухватился за майора, оба потеряли равновесие и скатились по склону к старым плиткам, кастрюлям и черепкам. Майора что-то ударило в бок, но приземлился он мягко и теперь лежал на спине; вставать не хотелось. Рядом с собой он слышал хруст стекла и хриплые ругательства Яна. Медленно, неохотно майор поднялся, увидел Яна, который стоял на одном колене, с лицом, искаженным болезненной гримасой.
— Что случилось?
— Что-то с ногой. — Ян положил руку на свою левую лодыжку.
Майор приковылял к нему и протянул руку. Ян осторожно встал, но при первом же шаге зашипел от боли и рухнул на землю.
Майор разглядывал склоны оврага, ища место, где было бы легче выбраться наверх. Его взгляд упал на несколько ступенек на сравнительно пологом склоне; по ним, видно, спускались в овражек мальчишки, чтобы выбирать среди этого барахла сокровища, которые могли бы им пригодиться.
— Давай руку, я потащу тебя за собой.
После нескольких попыток майор сдался.
Склон был все же крутой, скользкий, а Ян, не способный опираться на поврежденную ногу, слишком тяжел.
Ганс Вайнер обдумывал ситуацию. Выход был один: выбраться наверх самому, протянуть Яну сверху какую-нибудь жердь и вытащить его.
— Нет, — сказал Ян, — никуда ты один не пойдешь.
— Значит, здесь нам и подыхать?
Ян не отвечал, он был на грани отчаяния. Он чувствовал, что оказался в тупике.
— Да мне на тебя наплевать. Я пойду, и ты мне не помешаешь.
— Только через мой труп.
Но Вайнер был быстрее. Обеими руками он схватился за автомат и прижал им Яна к земле. Потом придавил поврежденную лодыжку Яна, а когда тот, парализованный болью, перестал сопротивляться, майор завладел ножом, отрезал ремень автомата и вырвал оружие у Яна из рук.
Ганс Вайнер стоял и целился ему в голову из автомата.
— Ладно, через труп так через труп.
Ян заслонил глаза предплечьем правой руки:
— Стреляй, сволочь. Стреляй, фашистская свинья!
Ганс Вайнер вынул магазин и забросил его на другой конец свалки. Потом поставил автомат на землю и несколькими ударами ноги превратил его в бесполезную железку.
— И запомни, с этой минуты я уже не твой пленник. С этим покончено.
Майор повернулся и молча выкарабкался из ямы.
«С этим покончено», — звучали в ушах у Яна слова майора. «С этим покончено», — пробормотал он вслух, глядя невидящими глазами на противоположный склон. «Все было напрасно, — удрученно думал он, — весь этот кошмар, это путешествие как в бреду, все тяготы, страдания… и главное, смерть Штефана. Я вот живу, он меня не застрелил, ну и что с того… зачем это мне? Чтобы я терзался своим бессилием, сознанием, что не оправдал доверия, что все пошло вкривь и вкось, что весь мир был против меня? Чтобы я здесь подох среди старого хлама — с чувством, что и сам я ни на что не годен, как это барахло вокруг?» В поле его зрения находилось старое тележное колесо с поломанными спицами, ржавый обод, рядом с ним прогорелая, закопченная труба и треснувший глиняный горшок, стянутый проволокой. У ног его валялся дырявый бидон, облупленная эмаль которого напоминала насмешливую рожу.
— Не скаль зубы, я еще живой, — возмутился Ян.
В эту минуту он вспомнил Павла, слова прощания, когда они покидали лагерь.
— Я еще живой, — упрямо повторил он, — у меня еще хватит сил, чтобы выбраться из этой ямы.
Он сел, осмотрел склоны оврага. Потом пополз к месту, которое показалось ему наименее крутым. Левую ногу он осторожно тащил за собой, но все равно каждое движение отзывалось дергающей болью в раненой лодыжке и вместо холода по всему телу разливался обжигающий жар. Он передвигался на четвереньках, время от времени припадая горящим лбом к мокрой холодной траве.
Нельзя ни разу поскользнуться, съехать вниз, тогда уже вряд ли найдутся силы для нового подъема. Штефан бы выкарабкался без проблем, подумал он, у него пальцы были железные. Ян ухватился за ближний кустик и уперся здоровой ногой. Подтянулся чуть выше и вдавил носок сапога в размокшую землю.
— На, берись, — услышал он сверху, увидел тонкий еловый ствол, протянутый ему Вайнером. На секунду он заколебался. — Берись!