Написано кровью моего сердца

— Бог его знает. — Он провел рукой по лицу, выпрямился. — Мне пора идти. Надо кое-что сообщить Хэлу. Нет, я… не об этом, — уточнил Джон, заметив выражение моего лица. — Хотя ему многое нужно узнать, и как можно скорее. Благослови тебя Господь, дорогая. Жди известий насчет завтра. — Он нежно поцеловал мне руку и отпустил ее.

Я смотрела Джону вслед. Ярко-красный мундир на его ровной спине заметно выделялся на фоне серых и тускло-зеленых тонов зимнего сада.

* * *

Мы похоронили Джейн холодным мрачным утром на небольшом погосте за городом. В небе висели низкие облака, с моря дул пронизывающий ветер.

Все пошли вместе с Фанни: Рэйчел с Йеном, Дженни, Фергус и Марсали, даже девочки и Жермен. Я беспокоилась, что это напомнит им о смерти Анри-Кристиана, но ведь смерть — неотъемлемая часть жизни. Ребята выглядели бледными и печальными, хотя держались спокойно. Фанни, скорее, казалась оцепеневшей, в ее маленьком тельце просто не осталось больше слез. Она тоже была бледной — бледной и напряженной.

Джон пришел в форме («Вдруг кто-то чересчур любопытный нас потревожит», — шепотом объяснил он мне). У гробовщика нашелся только стандартный гроб для взрослых, в котором покрытая саваном Джейн смотрелась куколкой бабочки — я боялась, что тело со стуком заскользит внутри. Фанни отказалась смотреть на сестру перед погребением, и я последовала ее примеру.

Самоубийце не полагался священник. Когда гроб закопали, мы молча постояли рядом; суровый ветер трепал наши волосы и одежду.

Джейми сделал глубокий вдох и подошел к изголовью могилы. Он произнес гэльскую молитву под названием «Скорбная песнь» — произнес на английском, чтобы его поняли Фанни и лорд Джон:

— Ты возвращаешься этой ночью в свой дом зимы,
В свой дом осени, весны и лета,
Ты возвращаешься этой ночью в свой вечный дом,
В свое вечное ложе, в свой вечный сон.

Спи, спи, пусть уходят твои печали,
Спи, спи, пусть уходят твои печали,
Спи, спи, пусть уходят твои печали,
Спи, любимая, в колыбели земли.

Тень смерти ложится на твое лицо, любимая,
Но милостивый Христос удержит тебя на руках своих,
А Отец, Сын и Святой Дух избавят тебя от боли.
Христос стоит перед тобой и дает тебе покой.

Дженни, Йен и Марсали с Фергусом стали подпевать последнему куплету:

— Спи, спи, в самом спокойном спокойствии,
Спи, спи, в самом прямом пути,
Спи, спи, в самой большой любви,
Покойся, любимая, с Господом нашим,
Покойся, любимая, с Богом.

Я увидела его перед самым уходом. Уильям стоял рядом с кованым железным забором, окружавшим кладбище, высокий и мрачный в темной накидке. Ветер ерошил темные волосы. Он держал поводья очень крупной кобылы с широким, как ворота амбара, крупом. Я не выпускала руку Фанни, и Уильям направился к нам, а лошадь послушно следовала за хозяином.

— Это Миранда, — представил он кобылу Фанни. Бледный и убитый горем, он все же говорил ровным тоном. — Теперь она твоя. Миранда тебе пригодится. — Уильям сунул поводья в вялую ручку Фанни и сжал ее пальцы вокруг них. — Присмотрите за ней, мама Клэр? — попросил он. Его волосы развевал ветер.

— Конечно, — ответила я, едва сдерживая слезы. — Куда ты направишься, Уильям?

Он слабо улыбнулся.

— Не важно, — сказал он и ушел.

Фанни смотрела на Миранду совершенно непонимающим взглядом. Я осторожно забрала у нее поводья, погладила лошадь по подбородку и оглянулась в поисках Джейми. Он стоял за забором и говорил с Марсали, остальные уже вышли с кладбища и сбились в плотную кучку, чтобы согреться: Йен и Фергус общались с лордом Джоном, а Дженни присматривала за детьми, которые не отводили взгляда от Фанни.

Джейми нахмурился, но в конце концов кивнул и, наклонившись, поцеловал Марсали в лоб. Он подошел к нам и удивленно поднял бровь, заметив Миранду — пришлось объяснить.

— Что ж, одним больше, одним меньше, — странным тоном отозвался он, глядя на Фанни, и я бросила на него вопросительный взгляд. — Марсали попросила нас взять Жермена, — сообщил Джейми, прижимая к себе Фанни таким привычным движением, будто делал это сотни раз.

— Правда? — Я обернулась и посмотрела на родных. — Почему? — Мы детально обсудили ситуацию прошлой ночью и решили, что не будем ждать до весны — пора было уезжать из Саванны. В оккупированном городе Фергус и Марсали не могли печатать свою газету, а с вечно подстерегающим Ричардсоном обстановка становилась и вовсе опасной.