Написано кровью моего сердца

— Ты имеешь в виду не только смерть? — уточнил он. — Ее-то я много повидал. И не боюсь лет с десяти. — Джейми посмотрел на меня и улыбнулся. — Да и тебя она вряд ли пугает. Я тысячу раз видел, как ты побеждаешь смерть.

— Это еще не значит, что я ее не боюсь, — усмехнулась я. — Обычно как раз наоборот, и тебе это известно, уж я-то знаю.

Он хмыкнул, соглашаясь, и нежно обнял меня. Это всегда успокаивало, но сейчас легче не стало, и чувство безысходности только усилилось.

— Просто… ничто. Бесконечное ничто. Что бы ты ни делал, кем бы ты ни был — все это не важно, все это поглотила бездна… — Я закрыла глаза, но темнота меня испугала, и я снова их открыла. — Я… — Я подняла руку, потом опустила. — Не могу объяснить, — сдалась я. — Этого ощущения не было после того, как в меня стреляли, или же я его не заметила. Я не видела эту пропасть, когда едва не умерла. А вот чувствую себя такой… такой чертовски хрупкой! Ужасно напуганной.

Я сжала кулаки, из-за чего проступили костяшки и голубые вены, спускающиеся к запястьям.

— Не смерти я боюсь, — шмыгнула я носом. — А тщетности. Бесполезности. Клятой энтропии. Смерть хоть иногда имеет смысл.

— Знаю, — ответил Джейми и взял меня за руки; его крупные ладони были изувечены и покрыты шрамами. — Поэтому воин не боится умереть. Он надеется, а иногда даже уверен в том, что его смерть не будет напрасной.

«Никого не волнует то, что случится со мной между прошлым и будущим».

Эти слова, казалось, пришли ниоткуда и поразили меня в самое сердце — с такой мощью, что я едва не задохнулась. Давным-давно он, полный отчаяния, сказал мне их в подземной тюрьме Вентворт. За мою жизнь он был готов отдать… нет, не свою жизнь — ее у него уже отобрали, — а душу.

«Меня волнует!» — возразила тогда я и, вопреки всему, освободила его душу.

А потом все повторилось: неистовая потребность вынудила его без колебаний пожертвовать собой ради своих солдат и ради ребенка, которого я носила. И душу пришлось отдать мне, и мы оба видели в этом смысл.

Смысл никуда не делся. Скорлупа страха треснула, изнутри вырвался смешанный поток крови и воды; я рыдала, прижавшись к груди Джейми, пока не осталось слез и не перехватило дыхание. Обессиленная, я приникла к нему, глядя, как в небе на востоке появляется полумесяц.

— Что ты сказал? — Я наконец-то опомнилась. Чувствовала себя слабой и рассеянной, но зато спокойной.

— Я спросил, что такое энтропия.

— А-а. — Я вдруг задумалась: кажется, понятие энтропии в этом времени еще не сформулировали. — Это, ну… отсутствие порядка, предсказуемости, неспособность системы функционировать.

— Какой системы?

— Тут ты меня подловил, — призналась я и, поднявшись, вытерла нос. — Просто идеальной системы с тепловой энергией. По сути своей, второй закон термодинамики гласит, что в замкнутой системе, которая не получает энергию извне, энтропия будет постоянно нарастать. В общем, это такой научный способ сказать, что в итоге все рушится.

Джейми засмеялся, и я, несмотря на мое расстройство, вместе с ним.

— Что ж, не мне спорить со вторым законом термодинамики, — сказал он. — Похоже, так все и есть. Ты когда последний раз ела, саксоночка?

— Не знаю, — ответила я. — Есть не хочется. — Хотелось мне лишь одного — сидеть рядом с Джейми.

Мы немного помолчали, а потом он спросил:

— Видишь, какое небо? — Безупречно фиолетовый горизонт окаймлял бескрайнее сине-черное небо, в котором далекими огоньками загорались звезды.

— Еще бы.

— Ну да. — Он откинул голову и смотрел вверх, я же любовалась четкой линией его длинного прямого носа, нежным крупным ртом и вытянутой шеей, как будто видела их в первый раз.

— Разве это не бездна? — Джейми не отводил глаз от неба. — И все же мы не боимся смотреть.

— Тут все иначе, — сказала я. — В этой бездне есть свет. — Мой голос звучал хрипло, и я сглотнула слюну. — Хотя даже звезды, согласно второму закону, когда-нибудь перестанут гореть.

Джейми хмыкнул.

— Люди могут придумывать какие угодно законы, а вот Господь дает надежду. Звезды не погаснут. — Он повернулся ко мне и, взяв за подбородок, осторожно поцеловал. — И мы тоже.

Шум города уже затих, однако темнота сдерживала не все звуки: вдалеке слышались голоса, кто-то играл на скрипке. Наверное, в одном из домов дальше по улице собралась компания. Низкий звон колокола церкви Святого Георгия отбил время — девять часов. Все шло по плану.

— Пойду-ка навещу своего пациента, — сказала я.

Глава 119 «Увы, бедный Йорик!» [128]

17 сентября 1778 года

Лагерь Миддлбрук, Нью-Джерси

Две ночи спустя Уильям стоял у мрачного леса, наблюдая, как свет кривобокой растущей луны падает на лагерь Миддлбрук. Стук сердца отдавал в ушах, дыхание участилось, пальцы сжимали рукоятку лопаты, которую он только что украл.