Нагуаль

Оставалось позавтракать: для нового дня требовались новые силы. Но, отперев дверь и выйдя в коридор, я спохватилась, насколько огромен этот дом и незнакомы его комнаты. А ведь мне предстояло опять играть роль всезнающей Фэй! Утро только началось, наверное, поэтому вокруг царила тишина. Осторожными шагами я двинулась по ковровой дорожке в том направлении, где мы с Кевином поднимались по лестнице. С площадки открывался вид на просторный холл, полностью безлюдный. Я спустилась вниз, держа сумку подмышкой и без конца озираясь, чувствуя себя воровкой в чужом курятнике. Может, ну его, этот завтрак? Деньги есть, перекушу где-нибудь у станции перед отъездом. Вот только до нее еще добраться надо, а на чем? Перелезать через ограду, а потом брести пешком по дороге, да еще не имея во рту маковой росинки со вчерашнего дня, мне совсем не улыбалось.

К счастью, откуда-то из помещений первого этажа послышались голоса, и я двинулась на звук. Решение оказалось верным и привело меня в столовую. Во главе длинного, персон на десять, накрытого белоснежной скатертью стола на высоком детском стульчике восседал малыш лет трех, темноволосый и пухлощекий, с забавными блестящими глазками и общим обликом херувима. Он ковырялся ложкой в тарелке с залитыми молоком кукурузными хлопьями, капризничал и не хотел есть, а сидящая рядом с ним сухопарая женщина средних лет с выражением бесконечного терпения на бледном лице уговаривала его покушать.

На противоположном конце стола я увидела вторую женщину, закутанную в опушенное мехом нарядное домашнее одеяние. Перед ней стояла чашка кофе и тарелка с омлетом, в пальцах дымилась сигарета на длинном мундштуке, каштановые волосы кольцами лежали на плечах, весь образ, поза, посадка головы на длинной стройной шее дышали величественностью и скукой. Я решила, что про себя буду звать ее Мадам – очень уж ей это прозвище подходило.

В том, что передо мной мать Джеймса и его брата, я даже не сомневалась, семейное сходство бросалось в глаза. Но кто же этот милый малыш? Ее третий сын? По виду Мадам выглядела лет на сорок, хотя по факту, учитывая взрослых сыновей, ей, скорее всего, стукнуло больше. И где ее муж, их отец?

Я сделала шаг вперед, нарушая чужую мирную трапезу, и тут же поняла, что не стоило так делать. Завидев меня, прелестный малыш вздрогнул, выронил ложку и зашелся громким ревом. Его личико покраснело, ротик перекосился, а голосок сорвался в хрипоту. Мадам поморщилась и стряхнула пепел с сигареты, а бледная женщина тут же принялась ребенка утешать, взяла его на руки и встала, потряхивая и причмокивая губами. Взгляды, которые она при этом на меня бросала, переполнялись виной и испугом.

– Не бойся мамочку, Джейми… – приговаривала она, – ну поздоровайся с ней, милый.

Что-то грохнулось возле ноги, и тогда я сообразила, что выронила свою сумку. Мадам обратила на меня чуть более заинтересованный взгляд, но мне никак не удавалось с ходу взять себя в руки. Я – мамочка? Этот ребенок – Джейми? У нас с Хантером есть сын?! Бледная женщина, видимо, являлась его няней. А как же мои выводы о том, что жизнь Фэй – полет, ребенок никак в них не вписывался, его наличие я даже в мыслях не допускала! И вообще, если Фэй помешана на внешности и карьере, то беременность испортила бы ее фигуру. Но погодите, я же не знаю, с какого момента превратилась в Фэй. Может быть, это все-таки я влюбилась в Джеймса, родила от него ребенка, а потом все покатилось в тартарары?

Нестерпимо захотелось взять малыша на руки, поближе познакомиться с ним, вдохнуть чистый запах его волос. Я – мама. На глаза даже слезы навернулись. Такой большой и важный шаг, как беременность, ожидание ребенка, роды – и все прошло мимо, все сгинуло в прожорливой черной дыре, все стерто и шансы на восстановление призрачные. А ведь в детстве, как и все девочки, я представляла себе, как стану мамой, предвкушала приятные обязанности и заботы. Доктор в госпитале говорил что-то про травмирующее событие и про то, что если мне удастся снова его пережить, я все вспомню, но знать хотя бы что это!

Я сделала второй шаг и протянула руки, но маленький Джейми залился еще более горючими слезами, стиснул кулачки, затрясся, побелел, и на меня сошло ужасное озарение: он меня боится. Боится, как бабайку, ведьму какую-то страшную, как зло из самых жутких кошмаров. Меня боится. Потому что тоже считает, что я – Фэй.

Горло перехватило, в груди стало так больно, что я готова была на пол упасть и плитку грызть, лишь бы утолить эти спазмы. Все повторялось, как на заезженной пластинке. Я узнала, что у меня есть муж, и он мне понравился, но оказалось, напрасно. Я увидела ребенка и полюбила его с одного взгляда – но не могла даже взять на руки. Эта новая жизнь, в которой я проснулась, выглядела, как мечта… как мечта, на которую мне позволили взглянуть через непробиваемое стекло. Входа в нее, полноценной жизни внутри нее для меня не было. Кто-то другой уже прожил ее, установил свои порядки, расставил приоритеты. Все испортил.