Наглое игнорирование

Звякнул в почкообразную посудинку очередной кусок зазубренной острой стали, пальцы привычно действовали дальше, уже автоматически, типовая работа, отточенная многократным повтором. Своих двое в тылу осталось. И старший сын, надежда и гордость – уже калека в свои 18 лет. Хоть и очкарик, а пролез в добровольческий истребительный батальон таких же балбесов. Тер холодной водой переносицу, чтобы следы от дужки очков военком не увидел – иначе бы выпер без пощады. Обманул военкома, молодец, вот не порол сына в детстве, а зря! Поморщился, сестра не тот зажим тянет, буркнул негодующе – исправилась.

Полезли бравые щенки с канадскими старыми винтовками Росса и полусотней патронов на каждого воевать с гитлеровскими захватчиками. По неурядице первого года угодили к немцам в тыл, по глупому везению дурацкому попали на тыловиков, судя по письму, разгромили какой-то обоз, трофеев набрали, возгордились, ринулись побеждать вермахт полностью и нарвались уже на серьезную пехотную роту, которая устроила молокососам полный разгром. Оставалось порадоваться, что друзья у сына оказались такими молодчинами – не бросили и даже сумели выволочь к своим, уйдя от погони. И коллегам поклон – вылечили, хотя что такое, когда прострелено легкое, Быстров сам знал отлично. Теперь у парня инвалидность и черт знает как он дальше жить сможет. И так-то не богатырь был, чего уж там.

Майор встряхнулся. Разрюмился, как старая баба. Не дело. Брань на вороту не виснет, черт с ним, с выговором. Не самое страшное. Распрямился, пока раненого снимали со стола. Дал отдохнуть спине, размял шею, повертев головой. Нового несут пока, можно в себя придти.

Немцы еще, сволочи. Мало того, что сволочи, войну начавшие и поступавшие в той войне словно нелюдь совершенная, так еще взяли привычку бросать своих тяжелораненых, которые валились теперь дополнительной нагрузкой на голову советских медиков и – как бы ни противно возиться с этими сверхчеловеками, а приходилось, тратя и силы и ресурсы. Пока работал за операционным столом – так не думал, но закончив работу поневоле сопоставлял – как с нашими обращаются по ту сторону фронта и не получается ли опять глупость – как поймут этот гуманизм расчетливые европейцы, ведь будут считать за слюнтяйство и слабость, никак иначе. Нельзя добром платить за зло, за зло надо платить тройным злом, чтоб даже мысли потом не возникало гадить снова! Чтоб боялись! Чтоб навсегда боялись! А то получится новая страшная война опять через 20 лет! Отдернулся полог, тащат нового пациента. Этот не мальчишка, как предыдущий, зрелый кряжистый мужик, а взгляд такой же, испуганный, с надеждой. Паршивая рана, даже на первый взгляд, придется повозиться.

Глянул на ассистента, на медсестру. Начали!

От пациента припахивает соляркой. Явно танкист. Здесь, под Харьковом танков в корпусе осталось совсем смешное количество. При наступлении повыбивали, пока немцы возвращали нашим той же монетой плату. Тогда, под Прохоровкой, после лютого дня чудовищных по накалу боев, выдохлись эсэсовцы, сдулись. Вялые их попытки наступать и совершались какими-то унылыми силами и натиск был убогий, словно сломалось что в немцах. А потом они покатились назад, пытаясь удерживать рубежи, но сбивали их, не давая зацепиться. Серьезная полоса их обороны была у Белгорода. Проломили. Теперь у Харькова гитлеровцы повторили сделанное нашими на Курской дуге: создали целостную систему инженерных сооружений с противотанковыми рвами, прикрыли минными полями, проволочными заграждениями в шесть колов, организовали опорные пункты с мощной противотанковой обороной. Нагородили завалы и засеки, поставили фугасы. И сил на оборону хватало.

Прогрызать это было непросто, тем более, что хоть и насмотрелись медики по дороге на колоссальное количество брошенной немцами техники, но тут видно подбросили резервов. И опять эсэсовцы танковые. Правда не из тех дивизий, что под Прохоровкой были выпотрошены. Дивизия "Великая Германия", вроде, как разнюхал старательный начштаба. Берестов старался все знать, что творится вокруг, постоянно налаживал связь с соседями, считая, что именно из-за его оплошности погибли медсанбаты тогда, но эту точку зрения майор Быстров не разделял, считая. что такие мысли у его подчиненного – неправильные. Тогда, в начале войны просто даже при желании такого не получилось бы. Крайне редкое было построение войск, с дырками как меж дивизиями, так и внутри них. Хоть и медик, а знал командир медсанбата, что одна дивизия вообще прикрывала почти 100 километров по Пруту. А 30-40 километров по фронту на дивизию – это была практически норма. При таком построении и отсутствии средств связи – это решето без дна. Так что тогда, в 1941 году наладить связь с соседями было недостижимо, но при этом майор понимал, что Берестов не думать об этом не мог. Впрочем, сейчас связь с соседями уже была и поддерживать ее было полезно и нужно. Потому относился к стараниям подчиненного одобрительно и поощрительно. Все годится, когда на пользу дела.